Побудь в моей шкуре
Шрифт:
Удивительно, что она никогда не замечала голода пока не начинала умирать от истощения, практически валиться в обморок. Очень дурная привычка и, вероятно, даже опасная: нужно быть с этим поосторожнее. Раньше она хотя бы завтракала вместе с мужчинами каждое утро перед выездом, но появление Амлиса Весса выбило ее из накатанной колеи.
Глубоко дыша, так, словно ночной воздух мог хотя бы немного насытить ее, Иссерли продолжила уборку. Конфетам, казалось, не будет конца: они просочились в каждую щелку и ложбинку, словно круглые коричневые жучки. Иссерли задумалась над тем, справится ли ее организм с такой пищей.
Она подняла коробку, которую положила на землю рядом с перчатками собаковода: и коробку, и перчатки она намеревалась сжечь позже. Держа коробку под прямым углом к свету, она прищурилась, читая состав продукта. «Сахар», «сухое молоко» и «растительные жиры» звучали достаточно безобидно, но вот «какао-масса», «эмульгатор», «лецитин» и «искусственные красители» сразу же настроили ее на тревожный лад. Особенно ядовитым на слух казалось сочетание «какао-масса». Возможно, сниженное чувство голода было ответом матери-природы на постоянную угрозу отравления незнакомой пищей.
Но если она отправится в коровник и позавтракает с мужчинами, то рискует напороться на Амлиса Весса. А именно этого ей меньше всего хотелось. Как долго ей удастся увертываться от него? Сколько он намеревается пробыть здесь? Она бросила взгляд на восток, надеясь увидеть первый проблеск зари.
За годы работы ее желание как можно меньше вступать в общение с мужчинами привело к тому, что она стала сама справляться с большинством проблем, включая уход за машиной. Она уже заменила сломанное зеркало – раньше, чтобы выполнить эту работу, ей пришлось бы обратиться к помощи Энселя. Если она будет вести себя достаточно осторожно, сможет пользоваться этой машиной, не меняя ее, неограниченно долго. Она же сделана из стали, стекла и пластика – с чего бы ей стареть? Достаточно вовремя заливать воду, масло и все, что полагается. А еще ездить медленно и аккуратно и не привлекать внимания полиции.
Новое зеркало она сняла с полуразобранного серого «ниссана универсал». Его остов навевал печальные мысли, но у нее не было времени на сантименты. Зеркало отличнейшим образом подошло к ее маленькой красной «королле», и от происшествия не осталось ни малейшего следа.
Иссерли, не уставая восхищаться, как чисто и элегантно она выполнила ату сложную операцию, повозилась со своей красной колесницей еще немного. Мотор «тойоты» по-прежнему грелся на холостом ходу, его хорошо смазанная утроба наполняла свежий ночной воздух пряным ароматом выхлопных газов. Иссерли любила свою машину. И действительно, это была хорошая машина. Если постоянно ухаживать за ней, она никогда не подведет. Иссерли тщательно обтерла от грязи и смазки педали, заправила резервуар с икпатуа под пассажирским сиденьем из остроносого флакончика.
Возможно, ей стоит доехать до ближайшей круглосуточной станции обслуживания и купить какой-нибудь еды. Амлис Весс очень скоро уедет – может, через день, может, через два. Вряд ли два-три проведенных на водсельской пище дня сведут ее в могилу. А затем он исчезнет, и все опять вернется на круги своя.
Она знала, разумеется, что если выехать сейчас, то всегда существует шанс – каким бы ничтожным он ни казался, – что какой-нибудь злосчастный полоумный автостопщик попадется ей на дороге и проголосует. Иссерли знала, что, скорее всего, она остановится, и потом выяснится, что автостопщик попался никуда не годный, а ей придется везти его до самого Кэрнгормса. Но тут уж ничего не попишешь.
Мужчины всегда ели на завтрак много еды с высоким содержанием белков и крахмала. Груды горячей, дымящейся еды на тарелках. Пироги с мясом, сосиски, подливка. Свежий хлеб прямо из печи, нарезанный толстыми кусками. Но она всегда нарезала свои куски как можно тоньше и аккуратнее, чтобы они не были похожи на те бесформенные ломти, которые мужчины уминали за обе щеки. Обычно она съедала два, от силы три кусочка, намазав их гушу или пюре из муссанты. Но сегодня…
Иссерли встала с коленей и захлопнула дверцу автомобиля. Ни за что на свете она не спустится в подземную столовую, где вообразивший о себе невесть что дебошир будет измываться над ней на глазах у всякой швали с Территорий, пытаясь довести ее до слез. Ради принципов приходится поступиться желудком.
Встав перед «тойотой», Иссерли подняла крышку капота. Наклонившись, она с интересом рассматривала теплый, пахучий, слегка подрагивающий двигатель. Она тщательно проверила, попал ли в свою прорезь аккуратно обтертый ею масляный щуп, которым она недавно проверяла уровень масла. Затем она прочистила контакты на проводах зажигания при помощи специального аэрозоля, купленного в автосервисе «У Донни». Просунув пальцы поглубже, она извлекла мерцающий цилиндр, содержавший жидкий авийр – единственную модификацию, которая была внесена в оригинальное устройство двигателя «тойоты». Цилиндр был изготовлен из прозрачного металла, так что Иссерли отчетливо видела залитый внутрь авийр, маслянистая поверхность которого подрагивала в такт с дрожью двигателя. Здесь все было тоже в полном порядке, хотя Иссерли очень надеялась, что ей никогда не придется воспользоваться этим устройством.
Она закрыла капот и, подчиняясь внезапному порыву, села на него сверху. Ей было приятно чувствовать теплый вибрирующий металл через тонкую ткань брюк, и это отвлекало ее от неприятных ощущений в желудке. На горизонте в свете зари начинали прорезаться очертания горной цепи. Прямо под носом у Иссерли пролетела упавшая с неба снежинка.
– Это Иссерли, – сказала Иссерли в интерком.
Дверь коровника тут же откатилась в сторону, и она нырнула в образовавшуюся щель. Вихрь снега, колючего, как сосновые иголки, последовал за ней внутрь, словно всосанный вакуумом. Затем дверь затворилась, отрезая Иссерли от непогоды.
Как она и ожидала, в ангаре вовсю кипела работа: двое мужчин проворно загружали корабль. Один находился внутри трюма, готовый принимать порцию за порцией блестящих упаковок с продукцией. Другой стоял у тележки, доверху наполненной розовато-красными пакетами. Такое количество разделанного сырого мяса, обернутого в прозрачную вискозную упаковку и разложенного на пластиковые поддоны, должно выло стоить целое состояние.
– Хой, Иссерли!
Работник, толкавший тележку, остановился, чтобы поприветствовать гостью. Нерешительно обернувшись на пути к лифту, Иссерли помахала ему рукой со всей небрежностью, на какую только была способна. Воодушевленный этим, мужчина бросил свою груженую тележку на месте и направился к ней. Иссерли не имела ни малейшего представления, кто это такой.
Разумеется, когда она только-только прибыла на ферму, ее представили всему, без исключения, персоналу, но она никак не могла вспомнить имя этого типа. У него был дурацкий вид, он был толст и на целую голову ниже Амлиса Весса, а мех его напомнил Иссерли одну из тех мертвых зверушек, что постоянно попадались ей на обочине шоссе А-9: жесткая серая щетина, утерявшая форму и цвет после того, как по ней проехали многочисленные шины и поработали вода и ветер. Ко всему прочему работник страдал еще какой-то отвратительной кожной болезнью, из-за которой добрая половина его лица выглядела как подгнивший, заплесневелый фрукт. Иссерли вначале не мота заставить себя смотреть ему прямо в лицо, но затем, побоявшись, что это может его обидеть и в ответ он выскажется по поводу ее собственного уродства, она пододвинулась к нему поближе и подняла глаза.