Побудь в моей шкуре
Шрифт:
– Хой, Иссерли, – повторил он снова с таким видом, словно возможность произнести хотя бы одно слово на родном языке была слишком ценной, чтобы упустить ее.
– Да вот решила, что стоит подкрепиться перед тем, как отправляться на работу, – деловым тоном сообщила Иссерли. – Что там по курсу?
– По курсу? – Человек с заплесневелым лицом недоуменно уставился на нее.
– Ну, убрался Амлис Весс отсюда?
– Ах, этот… да он нам совсем не мешает, – протянул человек с заплесневелым лицом. Его акцент был вдвое сильнее, чем у Энселя. – Все время трется в столовой или бродит внизу, там, где стойла вод-селей, а мы здесь грузим корабль и совсем его не видим, так что никаких проблем.
Иссерли открыла рот, но не нашлась, что сказать.
– Он ничего больше не натворит, – заверил ее человек с заплесневелым лицом. – Инс и Энсель по очереди присматривают за ним. А он просто болтается повсюду и несет какую-то чушь. Ему начхать, что его вообще никто не слушает. А когда он совсем запарит людей, то идет на нижний уровень и говорит там с животными.
На мгновение Иссерли забыла, что водсели в стойлах лишены языка, и забеспокоилась от мысли, что они беседуют с Амлисом Вессом, но ее тут же успокоила следующая фраза человека с заплесневелым лицом:
– На мы его спрашиваем: «Ну и что они тебе ответили?»
И он захихикал – по крайней мере, так надо было понимать этот отвратительный визгливый звук, издаваемый существом, полжизни проведшим на Территориях.
– Забавный такой тип, с ним не соскучишься – подвел итог человек с заплесневелым лицом. – Когда он уедет, нам будет его не хватать.
– Кто знает… вам виднее, – скривилась Иссерли и продолжила свой путь к лифту. – Извини, я умираю с голода.
И она вошла в лифт.
Амлиса Весса не было ни в столовой, ни в комнате отдыха.
Иссерли убедилась в этом, бегло окинув взглядом безжизненные, похожие на казарму, помещения, и только тогда задышала спокойно.
Большое помещение столовой представляло собой правильный прямоугольник, без каких бы то ни было ниш или углублений, а из мебели не было ничего, кроме низких обеденных столов. Короче говоря, спрятаться здесь высокому мужчине весьма выдающейся внешности было попросту негде.
Хотя столовая пока пустовала, на длинных низких скамьях, стоявших рядом со входом на кухню, уже были расставлены миски с приправами, супницы с сырыми овощами, бачки с муссантой, буханки теплого хлеба, кексы, кувшины с водой и эззийном, большие пластмассовые подносы со столовыми приборами. С кухни доносился божественный запах жаркого.
Иссерли набросилась на хлеб и отрезала от буханки два кусочка, на которые нанесла толстый слои пюре из муссанты. Сложив затем два кусочка, словно сэндвич, она приступила к еде, пропихивая пищу сквозь бесчувственные губы в жаждущий рот. Иссерли никогда не думала, что муссанта может быть настолько прекрасной на вкус. Она жадно глотала, энергично жевала, поспешно отрезая кусок хлеба за куском, намазывая на них пюре.
Запах, доносившийся с кухни, пьянил ее. Там готовилось нечто необычное, нечто гораздо более лакомое, чем картошка на жиру. Разумеется, Иссерли редко бывала рядом с кухней во время приготовления пищи; обычно она появлялась, когда повара уже уходили, а еда остывала, после того, как большинство мужчин уже пообедали. Она подбирала остатки, пытаясь сохранять невозмутимый вид и тщательно скрывая отвращение, которое вызывал у нее запах остывающего жира. Но сегодня пахло чем-то совсем незнакомым.
По-прежнему держа в руках свой сэндвич, Иссерли подошла к открытой двери кухни и заглянула внутрь. Перед ней мелькнула широкая коричневая спина Хилиса, повара. Повар славился своим хорошим слухом: он немедленно заметил появление Иссерли.
– Валите отсюда! – гаркнул он, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, кто к нему пришел. – Еще не готово!
Смущенная Иссерли попятилась, но как только Хилис обернулся и увидел, с кем имеет дело, он поднял жилистую и опаленную огнем руку в знак примирения.
– Иссерли! – воскликнул он, улыбаясь во всю свою широкую морду. – Почему ты все время ешь какую-то дрянь? Ты разбиваешь мое сердце! Зайди сюда и посмотри, что я готовлю.
Иссерли с неловким видом вошла в кухню, оставив сэндвич, оскорбивший лучшие чувства повара, на скамье у входа. Обычно посторонних в кухню не пускали; Хилис истово охранял свое сверкающее царство, в котором он проводил дни и ночи, словно ученый-маньяк в наполненной испарениями и тускло освещенной лаборатории. Огромные серебристые предметы кухонной утвари были развешаны по стенам, как инструменты на автосервисе «У Донни» – десятки разнообразных приспособлений и устройств. Прозрачные банки с пряностями и бутылки с соусами на полках и разделочных столах слегка скрашивали монотонный блеск металлических поверхностей, хотя большинство продуктов скрывалось внутри холодильников и металлических цилиндров. Хилис, вне всяких сомнений, был самым активным куском органики на кухне, затянутым в мохнатую шкуру, крепко сложенным комком нервной энергии. Иссерли едва была с ним знакома – за долгие годы они сказали друг другу от силы фраз сорок, не больше.
– Давай, давай, иди сюда! – кричал Хилис. – Только под ноги не забывай смотреть.
Печи были встроены в пол кухни, чтобы, следя за тем, как готовится пища, не приходилось вставать на две лапы. Хилис в настоящий момент как раз склонился над самой большой из них и вглядывался через дверь из толстого стекла в ее мерцающие внутренности. Жестами он предложил Иссерли присоединиться к нему.
Она встала на колени.
– Полюбуйся на это, – сказал он с гордостью. Внутри печи, мерцая в оранжевом свечении, медленно вращались шесть вертелов, на каждый из которых было нанизано пять-шесть кусков мяса одинакового размера. Они были коричневыми, словно свежевскопанная земля, и источали божественный запах, шипя и булькая всеми своими соками.
– Выглядит неплохо, – признала Иссерли.
– Не только выглядит, – возразил Хилис, почти уткнувшись подрагивающим носом в стекло. – С таким хорошим продуктом мне еще никогда работать не доводилось.
Каждому было известно, что это у Хилиса больной пункт: лучшие куски мяса всегда предназначались для отправки с транспортным кораблем, а ему всегда оставалось что похуже – обрезки, шея, потроха и пальцы.
– Когда я услышал, что к нам собирается сын старика Весса, – сказал он, продолжая вглядываться в оранжевое свечение печи, – я сразу понял, что на этот раз мне позволят приготовить что-нибудь особенное. И ведь не ошибся, верно?
– Но… – наморщила лоб Иссерли, пытаясь понять, почему между прибытием Амлиса и этим восхитительным жарким, вращающимся сейчас в печи, прошло так много времени. Хилис, ухмыляясь, разрешил ее сомнения:
– Когда этот псих ненормальный прибыл, они мариновались уже без малого целые сутки! И что мне прикажете с ними делать? Обмыть под краном или выбросить? Ну уж нет, эти маленькие негодники – само совершенство. Посмотри только, как они на вертеле смотрятся. А уж на вкус будут такие, что охренеть и не встать!