Поцелуй дочери канонира
Шрифт:
— Что, вы думаете, случилось здесь вчера вечером? В этот момент они спускались но черной лестнице, Бренда впереди, Берден следом.
— Я? Откуда мне знать?
— У вас, должно быть, возникли какие-то мысли. Вы знаете этих людей, знаете дом. Мне интересно было бы узнать, что вы думаете.
Внизу у лестницы им на глаза попалась кошка серо-голубого цвета. Выступила из двери напротив и шла через холл. Увидев людей, она припала к полу, прижав уши и вытаращив на них глаза, и начала ощетиниваться, пока каждый волосок ее густой пушистой дымчатой шубы не встал вертикально. Храброе животное заняло оборонительную позицию, будто ей
— Не будь глупенькой, Куинни, — сказала Бренда с нежностью. — Не будь такой глупенькой девочкой. Ты же знаешь, раз я здесь, никто тебя не тронет.
При этих словах Берден слегка обиделся.
— Там на крыльце у тебя лежит куриная печенка. Кошка развернулась и убежала в ту же дверь, в которую вошла. Бренда направилась следом за кошкой.
Вчера Берден так и не переступил этот порог. Коридор привел их в гостиную, смежную с оранжереей. В оранжерее, залитой солнцем, царило настоящее лето. Накануне он лишь ненадолго заглянул сюда. Днем все здесь выглядело по-другому. Инспектор увидел, что оранжерея представляет собой отдельную стеклянную пристройку классической «тепличной» архитектуры под двускатной крышей. Она далеко выступала на мощеную площадку, откуда Берден утром озирал сады и лужайки Танкред-Хауса и далекие верхушки леса.
Сейчас сильнее ощущался плотный сладкий запах гиацинтов. Нарциссы, раскрывшись на солнце, показывали свои оранжевые венчики. В плотном, сыром и теплом, почти осязаемом воздухе висела смесь тонких ароматов. Будто в джунглях, какими Берден мог бы их представить.
— Она не разрешала мне заводить животных, — неожиданно сказала Бренда.
— Не понял?
— Давина. Хотя для нее не было разницы между нами, и все были равны — то есть, она так говорила, — она не разрешила мне заводить животных. Я хотела собаку. А она сказала мне: «Заведи хомячка, Бренда! Или попугая». Но мне такое никогда не нравилось. Это жестоко — держать птиц в клетках, вы не находите?
— Лично я бы не стал, — ответил Берден.
— Бог знает, что теперь с нами будет. У нас с Кеном нет другого дома. При нынешних ценах на жилье у нас нет никакой возможности… Ладно, это шутка, так? Давина сказала, что этот дом всегда будет нашим, но ведь, что ни говори, это, в конце концов, лишь половина небольшого коттеджа, верно? — Наклонившись, Бренда подняла с пола сухой лист. Ее лицо стало задумчивым и немного грустным. — Это не так просто — взять и начать новую жизнь. Я знаю, что выгляжу моложе своих лет — все говорят мне, — но, как ни верти, в конце концов, никто из нас не молодеет, верно?
— Вы собирались поделиться со мной мыслями о том, что здесь произошло вчера вечером.
Она вздохнула.
— Что произошло? А что обычно происходит в таких ужасных случаях? Это ведь не первый, верно? Они вошли, поднялись наверх. Слышали о кольцах, может быть, знали о жемчуге. Про Давину же постоянно пишут в газетах. Так что любому было ясно, что здесь водятся деньги. Харви услышал их и пошел наверх, чтобы застичь, но они спустились и застрелили его. А потом пришлось застрелить остальных, чтобы никто ничего не мог рассказать — рассказать, как они выглядели, я имею в виду.
— Это возможно.
— А как еще? — спросила Бренда не допускающим сомнений тоном. И вдруг без перехода, к удивлению Бердена, заявила: — Теперь я смогу завести собаку. Так с нами будет или эдак, теперь мне никто не запретит, верно?
Берден вышел в холл и стоял, сосредоточенно разглядывая лестницу. Чем больше он думал об этом, тем меньше картина вязалась со здравым смыслом. Исчезли драгоценности. Очень дорогие вещи ценой, должно быть, в сотни тысяч фунтов. Но убить ради этого троих и покуситься на четвертую жизнь?
Берден пожал плечами. Он знал случаи, когда убивали за пятьдесят пенсов, за кружку пива.
Хотя появление перед камерами оставило у Вексфорда неприятный осадок, он все же мог себя поздравить: на пресс-брифинге он проявил похвальное благоразумие в отношении Дейзи Флори. Телевидение в наши дни — больше не волшебство и не пугающая загадка. Вексфорд привык работать с телевидением, прежде его уже снимали три или четыре раза, и теперь он держался если не раскованно, то, во всяком случае, вполне уверенно.
Лишь один вопрос его рассердил. Он не имел никакого или почти никакого отношения к делу: насколько здесь больше шансов найти убийц, чем в деле с ограблением банка?
Вексфорд сказал, что совершенно уверен в том, что оба преступления будут раскрыты и убийца сержанта Мартина будет схвачен, как и преступники, совершившие убийство в Танкред-Хаусе. При этих словах на губах журналиста заиграла слабая усмешка, но Вексфорд заставил себя не обращать на нее внимания и сохранять спокойствие.
Вопрос был задан не «стрингером» из столицы и не кем-нибудь из местных корреспондентов национальных газет, а репортером «Кингсмаркэмского курьера». Совсем юнец, темноволосый, приятной наружности и довольно нахального вида. Говорил он чисто, как выпускник частной школы, без какого-то лондонского акцента или малейшего следа местного картавого говора.
— Ограбление банка расследуется уже год, инспектор.
— Десять месяцев, — сказал в ответ Вексфорд.
— Но разве не факт, что, по статистике, чем дольше идет следствие, тем меньше…
Тут Вексфорд дал знак журналистке, поднявшей руку, и ее вопрос заглушил окончание фразы репортера «Кингсмаркэмского курьера».
— Каково состояние мисс Давины, Дейзи Флори? Видели ли вы ее?
Вексфорд решил пока не распространяться об этом. Он ответил, что Дейзи находится в реанимации — что могло на тот момент соответствовать действительности, — состояние ее стабильное, но пострадала она серьезно, потеряла много крови.
Такого ему никто не сообщал, но это было очевидно. Журналистка спросила затем, находится ли Дейзи в «списке тяжелых», и тут Вексфорд мог ответить только то, что ни в одной больнице не составляют таких списков и что, насколько ему известно, никогда не составляли.
В больницу он планировал отправиться один. Он не хотел, чтобы кто-то еще присутствовал при его первом разговоре с Дейзи.
Констебль Хайнд, оказавшись в своей стихии, увлеченно заносил в компьютер собранные по делу факты, из которых, как он загадочно объявил, он составит базу, доступную с любого компьютера в комнате. Из супермаркета на черитонской дороге доставили бутерброды. Открывая свою упаковку ножом для бумаги, оказавшимся, как убедился теперь инспектор, довольно полезной вещью, Вексфорд задавался вопросом, как раньше мир мог обходиться без пластиковых контейнеров для еды. Одно из самых полезных изобретений, подумал Вексфорд, бросив неприязненный взгляд на Джерри Хайнда. По крайней мере, не менее полезное, чем факсимильная связь.