Поцелуй победителя
Шрифт:
— Благослови его, — сказала женщина.
— Что?
— Благослови его своим богом.
Арин посмотрел на мальчика, которого качал на руках. Нежные веки, щёчки, пышущие здоровьем. Крошечный цветок жизни, выглядывающий из пелёнок.
— Своим богом? — хрипло переспросил Арин.
— Пожалуйста.
— Но ты же не знаешь... Кто мой бог. Мой бог...
— Это неважно. Если твой бог позаботится о моём сыне, как о тебе, то мне большего и не нужно.
Взгляд Арина метнулся к Кестрел.
— В этом есть какой-то вред? — спросила Кестрел, однако, он по-прежнему стоял неподвижно.
Тогда мать сурово выговорила Арину:
— Ты оскорбишь своего бога, если не разделишь его благословение со всеми страждущими.
Арин понадёжнее взял ребенка. Осторожными пальцами он коснулся лба младенца. Мальчик вздохнул. Арин изменился в лице. Он смягчился. По его лицу струился свет, который бывает только в определённые ранние часы и только в определённые дни — искрящийся жемчужинами, мирный и такой редкий. Кестрел казалось, что она и сама чувствует кожу младенца через руку Арина.
Малыш открыл глаза. Они были, как у всех геранцев, серыми.
Арин пробормотал что-то слишком тихо, чтобы Кестрел расслышала. Затем он передал ребёнка в руки матери, которая была явно удовлетворена его действиями. Она жестом выразила благодарность, как это было принято у геранцев, и Арин ответил ей тем же. Но то, как он это сделал, напомнило Кестрел, что этот жест может означать также и извинение.
Рука Арина вновь нашла её ладонь. Но ощущения показались ему не совсем привычными. Что-то между ними переменилось.
Она знала причину этой перемены. Когда девушка увидела Арина с младенцем на руках, она поняла, что в глубине её души давно притаился вопрос, к которому она пока не была готова. Она не думала над этим. Её сердце переполнили эмоции слишком сложные, чтобы отнести их к страху или радости.
Она выпустила руку Арина.
— Готов вернуться? — Голос девушки не отражал её истинных чувств. Он прозвучал холодно, скорее беспечно. Она поняла, что этот конкретный голос был, пожалуй, её самой заветной броней.
По выражению лица Арина она поняла, что он замкнулся в себе.
— Да.
Толпа расступилась перед ними. Они вернулись к своим лошадям и уселись в сёдла.
— Убедился? — спросил Рошар. — Ну, разве было не весело?
Арин же готов был сбросить принца с коня.
* * *
Армия ушла с дороги, обосновавшись на лугу, перетекавшем в холмы. Он находился совсем близко, к счастью для несчастных лошадей, которые были навьючены пушками и повозками с припасами, но Рошар хотел забраться повыше. Кестрел хотела остаться под прикрытием кромки леса на вершине холмов, а еще с этой позиции было прекрасно видно крепостные стены усадьбы Эрилит, хоть они находились на расстоянии дня езды. Арин не рассказал, чего хочется ему. Он вообще мало говорил.
Через луг протекал ручей, очерчивающий чёткую границу с высокой травой. Воздух пульсировал стрекотом цикад. Рошар скомандовал привал.
Кестрел отпустила Джавелина и сама упала на колени рядом с ним, чтобы напиться и омыть шею, черпая воду ладонями. Вкусную, прохладную.
— Вода, — произнесла она, ни к кому не обращаясь. Её отец хотел бы заполучить это имение из-за обилия пресной воды, даже несмотря на её запасы за стенами поместья, а также отар овец, пасущихся на холмах. Столько воды далеко на юг — настоящее сокровище.
Лошадь Арина прошла мимо, чтобы добраться до ручья. Девушка подняла голову, чтобы посмотреть на всадника, но Арина там не было.
Она нашла его, сидящим вдали на холме с видом на склоны, убегающие вниз. Деревня простиралась внизу, напоминая серую гальку.
Когда Кестрел приблизилась, Арин поднял взгляд. На холм легла тень от дерева лоран, у которого были глянцевые, широкие листья. На лице Арина отобразился рисунок игры солнца и теней. Выражение его лица было сложно прочесть. Она впервые заметила, как он старается сделать так, чтобы его шрам как можно меньше попадался ей на глаза. Или скорее, она заметила, что это уже вошло у него в привычку в её присутствии... и поняла, что это значит.
Кестрел намеренно обошла его и села так, чтобы ему пришлось либо полностью повернуться к ней лицом, либо неловко вытянуть шею, чтобы смотреть в сторону.
Арин посмотрел девушке в лицо. Он приподнял брови, не столько забавляясь ситуацией, сколько обозначив понимание того, что она его раскусила.
— Всего лишь привычка, — сказал Арин, понимая, что она заметила.
— У тебя эта привычка проявляется только в моем присутствии.
Он не стал отрицать.
— Арин, твой шрам не имеет для меня никакого значения.
Несмотря на язвительность, отобразившуюся на его лице, она разглядела и его настоящего, словно он слышал доступный только ему голос.
Кестрел нащупывала правильные слова, боясь ляпнуть что-то не то. Ей вспомнилось, как она обращалась с ним в музыкальной комнате императорского дворца (Неужели ты веришь, что я ради тебя столько преодолела? И все это благодаря твоему обаянию? Хорошим манерам? И уж точно не твоей внешности).
— Только ты придаешь ему значение, потому что его наличие ранит тебя, — сказала она. — Но для меня он ничего не меняет, я вижу тебя таким, каков ты есть. Ты красивый. И всегда был таким для меня. — Даже когда она этого не осознавала, даже на рынке, почти год назад. И потом, позже, когда она поняла, что он по-настоящему красив. И после, когда она увидела его лицо порезанным, залатанным, с воспалённым швом. И в тундре, когда его красота ужасала её. И сейчас. Сейчас тоже. У неё перехватило дыхание.
Арин сжал челюсти. Он ей не поверил.
— Арин...
— Прости за случившееся в деревне.
Кестрел уронила руки на колени. Она неосознанно их подняла.
— Этого не должно было произойти, — сказал Арин.
Гнев толпы направленный на неё нервировал, но не удивлял. Но его беспокоило не только это.
— Но что же на самом деле произошло? Ты говоришь о матери и ребёнке?
Он расчесал пятерней волосы и потёр основанием ладони лоб.
— Недоразумение.
— Что ты помазанник божий? — До Кестрел доходили слухи.