Поцелуй победителя
Шрифт:
Она вспомнила и как цеплялась за его мундир, как умоляла его.
Война — не игра, но ей ужасно хотелось заставить отца узнать, что такое чувство потери.
— Скажи, что тебе нужно, — сказал Рошар.
— Конь. Джавелина могут узнать. Хотя, может быть, и нет, вряд ли кто-то видел меня верхом на лошади, но лучше не рисковать, и я хочу добраться к ним до темноты. Шпионы путешествуют пешком, поэтому мне придется оставить его где-то на расстоянии от пункта связи. Что касается самого этого перевалочного пункта...
— Тебе нужно знать его местонахождение.
— И шпионское снаряжение.
Рошар лязгнул зубами: выразив тем самым нечто, похожее на проявление недовольства.
— Со снаряжением трудностей не возникнет. А вот если тебе нужно расположение их места связи, то нам придётся вернуться к вчерашнему разговору о допустимых и не очень средствах получения информации.
— Не делай этого.
— Мне и самому это не нравится. Но вряд ли девушка соизволит осчастливить нас только потому, что мы любезно попросим.
— Ты не можешь...
Он нетерпеливо втянул ноздрями воздух. Кестрел знала, что он скажет, знала аргументы, баланс издержек и выгоды. Она знала, что Рошар, как никто, знал, каково это — быть объектом боли. Она хотела сказать всё это с самого начала, найти убедительную причину, доказывающую, что он ошибался. Но у неё никак не получалось подобрать такие причины, которые бы он безоговорочно принял. Она никак не могла придумать другой вариант, вместо пытки.
И всё же она придумала.
— Не пытай её. Лучше обмани.
Рошар прищурился.
— Объясни.
— Валорианцы вербуются отчасти благодаря дружеским отношениям. У них в лагере зачастую есть возлюбленные. Но даже если никого нет, они испытывают чувство принадлежности общему делу. Они готовы умереть за свой народ и пойти на что угодно, лишь бы защитить его. У неё наверняка есть о ком позаботиться. Забери её опознавательный жетон. Потри его плесенью, воском, подплавь и отлей из металла точно такой же. Один знак верни ей, а другой покажи. Скажи, что нашёл ещё одного лазутчика, утверждающего, что он её друг. Пообещай, что будешь его пытать, если она не выдаст местоположение пункта связи.
— А может, её скорее будет заботить безопасность офицера, нежели любимого.
— Ты всё же попробуй.
Рошар пожал плечами, но потом всё-таки кивнул.
— Надеюсь, что в твоём кисете с хитроумностями, найдется ещё одна, которая поможет договориться с Арином.
— Нет.
— Милейшее привиденьице, он нас обоих свяжет по рукам и ногам и засунет в самую глубокую яму ещё до того, как ты заикнешься о своём плане.
— Больше никаких испрашиваний разрешений, — ответила Кестрел, — и никакой лжи.
Глава 24
Арина разбудил крик.
Он вышел из палатки в ночь. Но в самом лагере, казалось, царила тишь да гладь... разве что солдаты, рассевшиеся возле своих костров, умолкли на полуслове и не сводили глаз с той палатки, откуда раздался крик, а затем сдавленные рыдания.
Арин поинтересовался местонахождением принца и был отправлен к ближайшему дереву, возле которого Рошар склонился над связанной валорианской шпионкой и шипел той на ухо угрозы, которые Арин не мог расслышать. Валорианка — обычная девушка, моложе Кестрел — зажмурилась. Она стояла спиной к дереву, утопая голыми пятками в грязи и мхе. Она была одета в тунику и шаровары восточного народа. Веревки на руках уже пропитались кровью. А потом она открыла стеклянные от страха глаза и уставилась на Арина, застывшего от неожиданности. Её глаза были такими же широко распахнутыми и тёмными, как у той женщины, что он убил на корабле.
Ещё один крик пронзил ночь. Он вновь раздался из палатки.
Арин подошёл к принцу.
— Рошар, на два слова.
— А я всё гадал, когда ты присоединишься к веселью, — ответил принц на валорианском, а потом улыбнулся девушке: — Я скоро.
Когда они оказались вне пределов слышимости и видимости шпионки, Рошар перестал улыбаться.
— Для ясности, это была идея Кестрел.
— Что ты, чёрт тебя побери, делаешь?
— Изображаю пытки.
Арин вроде бы понял, что происходит, и чуть успокоился.
— И как? Есть эффект?
— Возможно, если ты больше не будешь меня прерывать.
— Дай мне знать, если что-то узнаешь.
— Ну, разумеется.
— А где Кестрел?
— Сейчас ей хочется побыть в одиночестве, — ответил Рошар, после короткой паузы. — Лучше её не беспокоить.
Но тон Рошара заставил молодого человека вспомнить, как принц ему улыбнулся, когда они были ещё у Арина дома, и принц привел под уздцы двух лошадей. Это же заставило подумать и об отказе Кестрел давать какие-либо обещания. С заходом солнца нервы Арина были в постоянном напряжении, даже несмотря на то, что он неустанно мысленно уговаривал себя отпустить ситуацию и вести себя как обычно, чтобы не перегнуть палку и не наговорить лишнего. «Отпусти её», — говорил он себе, прямо как сейчас Рошар. Но в отдалении раздался очередной крик, и хотя Арин знал, что это обман, этот обман принадлежал Кестрел. Её ложь напоминала гнездо — каждой соломинке, каждой веточке уготовано своё место, скрывающее опасное существо, которое Арину удавалось разглядеть только тогда, когда становилось слишком поздно.
Арин повторил свой вопрос:
— Где она?
Скрепя сердце, принц ответил:
— Она ещё не уехала.
— Что? Куда?
— Спроси её. Она тебе расскажет... однако добавлю, что я был против. — Рошар кивнул в сторону своей палатки-шатра.
Но стоило Арину немедленно двинуться в ту сторону, как ему на плечо жестко опустилась рука принца.
— Арин, она придумала хороший план.
Арин сбросил его руку и пошёл дальше.
Он нашёл её сидящей на кушетке Рошара. Девушка зашнуровывала высокие валорианские сапоги. На ней также были штаны — штаны шпионки. Кестрел туго перетянула грудь. Её живот, плечи и руки были голыми. В мерцании света лампы девичья кожа отливала тёмным золотом.
Она слышала, как он вошёл, но головы не подняла, коса свисала вниз тяжелой плетью, перекинутой через одно плечо. Коса слегка качнулась, когда Кестрел дёрнула за шнурки, обвитые вокруг крючков сапог, и затянула их. Когда она потянулась за валорианской туникой и курткой, лежавшей на кушетке рядом, Арин заметил линии, рассекавшие плечо и огибавшие девичью шею. Кестрел замерла... неужели она услышала боль в биение его сердца? Или то, как он сглотнул, вспомнив, как впервые увидел эти шрамы, словно родившиеся в кошмарах, и в его воображении промелькнула вереница вариантов их появления.