Поцелуй победителя
Шрифт:
— Я говорю, что он был человеком, и теперь он мёртв, и это дело моих рук.
— А я рад, что ты его убила.
— А я нет. — Теперь и она злилась.
— Ты же понимаешь, — голос Арина звучал жёстко, — что бы он сделал с тобой?
— Если бы он попытался убить меня, то преуспел бы. Но он не хотел этого делать. Единственная причина, по которой я всё ещё...
— Он не хотел убивать тебя, потому что собирался взять в плен.
— Знаю. Я прекрасно это понимаю, и всё же мне жаль.
— Не проси меня разделить с тобой эти чувства.
— Я и не прошу.
— Если бы он тебя схватил... — Арин умолк, а потом продолжил: — Они убийцы. Работорговцы. Воры. Мне не жаль. И никогда не будет жаль.
— То есть ты никогда не сомневался в правильности убийства.
Его глаза вспыхнули, но потом взгляд стал каким-то затравленным.
— И не буду.
Кестрел внимательно посмотрела на него. Её гнев начал постепенно угасать. Она вспомнила, что их трудности были совершенно разного характера, и раны Арина были куда глубже. И неважно, осознанно девушка это сделала или нет, но она, скорее всего, задела его за только-только начавшую затягиваться плоть.
— Я тебя расстроила.
— Да, я расстроен. Печально слышать, что ты чувствуешь вину за то, что защищалась от человека, пытавшегося тебя ранить.
— Дело не только в этом.
Он опустил взгляд на свои руки и заметил на них кровь.
— Ты можешь передумать. Никто не станет возражать. Тебе необязательно быть частью этой войны.
— Ещё как обязательно. Я не передумаю.
— Либо ты, либо он, — сказал он мягко. — Ты сделала выбор.
Её взгляд упал на мокрую траву, на ком бинтов. Кестрел подумала о своем прошлом, о всей жизни.
— Хотелось бы, чтобы вариантов для выбора было больше.
— Тогда нам нужно создать мир, в котором так оно и будет.
* * *
Когда Рошар увидел рядом со своей палаткой Кестрел с оторванной штаниной и Арина, стоявшего подле неё, его глаза сразу же заблестели искорками веселья, и Кестрел мгновенно догадалась, что принц собирается пошутить на тему того, что Арин не терял времени даром и всё-таки сорвал с неё одежду. А потом продолжит игриво комментировать неспособность Арина доводить дело до конца («Всего одна штанина? — представила девушка, как принц поучает Арина, — Какой же ты лентяй, Арин».), или начнет придираться к природной скромности Арина («Ну что за телок».). Нельзя исключать и того, что он просто принесёт свои соболезнования в связи с гибелью половины штанов Кестрел. Он мог спросить, неужели она позволила себя ранить, лишь чтобы добиться определенной цели.
Кестрел покраснела.
— Всё прошло не так, как задумывалось, — сказала она, чтобы сразу направить разговор в то русло, которое следует. Никаких намёков на то, что случилось или не случилось в палатке Арина.
— Её ранили, — сказал Арин, который, если и был так же, как и она, взволнован, то не подавал вида, выдав себя только лишь тем, что констатировал очевидное.
— Ерунда, — заметил Рошар, — всего лишь царапина, иначе она бы здесь не стояла.
— Ты мог бы предложить ей присесть, — сказал Арин.
— Так-то оно так, но у меня в палатке всего два стула, маленький геранец, а нас трое. Правда, мне кажется, что она всегда может присесть к тебе на колени.
Арин бросил на него испепеляющий взгляд, преисполненный раздражения, и решительно вошёл в палатку.
— Ну, вообще-то, я мог сморозить и что-нибудь похуже, — воскликнул Рошар.
— Лучше помолчи, — сказала ему Кестрел.
— Ну, это уж совсем не про меня.
Кестрел не стала ничего говорить в ответ. Когда все трое оказались внутри палатки принца (Арин предпочел остаться стоять), она в подробностях рассказала о том, что произошло.
— Я написала генералу письмо, — закончила она свой рассказ, — и отправила его с ястребом.
— Сколько разных шифров используют валорианские лазутчики? — спросил Рошар.
Кестрел впилась ногтями в деревянную ручку стула.
— Много. Не скажу наверняка. Я не все помню из тех, которым отец обучал меня, да и то, он рассказал мне лишь о некоторых из них. С тех пор уже могли придумать и ввести новые.
— Поэтому шансы на то, что ты написала письмо, зашифровав его именно тем шифром, который ожидает увидеть генерал, весьма невелики.
— Да.
— А как ты выбрала, каким шифром воспользоваться? — спросил Арин.
— У офицера в палатке на столе лежали счёты, что было необычно, если он, конечно, не вел учёт армейского провианта и прочих запасов, но подобные вещи проводятся только в лагере, где это всё и хранится. Я вспомнила цифровой шифр. Он мог использовать счеты себе в помощь, чтобы писать сообщения.
— Или, — сказал Рошар, — твой отец прочтёт письмо, увидит твой шифр, вместо того, что он ожидает, и пошлёт кого-нибудь на перевалочную базу, где и обнаружат тело.
— Если так и случится, — заметил Арин, — то мы ничем не рискуем.
— О нет, ещё как рискуем. Генерал узнает, что письмо — уловка, и поведёт себя противоположно нашим ожиданиям. Он плюнет на главную дорогу и пойдет лесом, где наше орудие будет неэффективным, и у нас не останется преимущества в высоте. И тебе это известно.
Арин закрыл рот и смущенно взглянул на Кестрел. Да, ему это было известно, как и ей. И она почувствовала себя только хуже, благодаря его стараниям преуменьшить цену её ошибки. Он понимал истинный масштаб.
Рошар откинулся на спинку своего скрипучего стула. Его глаза соскользнули с Арина на Кестрел, чёрные, словно лак, подведенные свежими зелёными линиями.
— Может, у тебя есть в запасе нечто более жизнерадостное, нежели это?
— В моём письме ничего не говорится о плане использования чумных тел в качестве обороны во время осады. Мне пришлось сказать это офицеру, чтобы он держался подальше, но раз он мёртв, то необходимость во вранье отпала. Теперь поместье может показаться генералу ещё более привлекательной и доступной целью.