Поцелуй победителя
Шрифт:
Одна вертикальная линия, четыре крыла. Моль.
Она совершенно не помнила этого. Это было плохо. Даже хуже: возможно, в скором времени она может даже не понять, что такой рисунок означает. Она провела пальцем по моли. Должно быть, она нарисовала её прошлой ночью. Теперь её пальцы дрожали. Комочки грязи смещались под её касаниями.
Это я, напомнила она себе. Я — Моль.
Она предала свою страну, потому что считала, что это был правильный поступок. Но сделала бы она это, если бы не Арин?
Он ничего не знал. Он никогда об этом не просил. Кестрел сделала выбор. Нечестно было бы винить его.
Но ей хотелось.
* * *
Кестрел пришло на ум, что настроение ей больше не принадлежало.
Девушка задумалась, чувствовала бы она себя такой же опустошенной и одинокой, будь она под воздействием наркотика. Утром в шахтах, когда она была неутомимой великаншей, добытчиком блоков серы из земли, будучи под воздействием наркотиков, то забывала о своих чувствах. Ее совершенно не волновали собственные ощущения.
Но ночью перед сном, она знала, что её мрачные эмоции, от которых сжималось сердце, те, что съедали изнутри, были единственно правильными.
* * *
Но однажды что-то изменилось. Привычно туманный и холодный воздух, казалось, гудел напряжением.
Напряжение исходило от стражи. Кестрел слушала их, пока наполняла корзины.
Должен был кто-то приехать. Инспекция.
И без того быстро бьющееся сердце Кестрел, заколотилось ещё сильнее. Она поняла, что не потеряла надежду, что Арин получил её моль. Она не переставала верить, что он придет. Надежда взорвалась в ней и побежала по венам, словно жидкий солнечный
свет.
* * *
Это был не он.
Если бы Кестрел была собой, то знала бы с того мгновения, как услышала о проверке, что это не мог быть Арин, явившийся под видом официального имперского представителя, чтобы проверить, как обстоят дела в трудовом лагере.
Что за дурацкая, жалкая мысль.
Арин точно был в Геране... темноволосый, сероглазый... и со шрамом, который сразу давал понять, кто он. Если бы даже он получил её послание, понял бы его и пришёл (она ненавидела себя за то, что вообще помышляла о таком неправдоподобном развитии событий), то вся валорианская стража немедленно арестовала бы его... или того хуже.
Инспекция оказалась просто инспекцией. Кестрел увидела вечером на тюремном дворе пожилого мужчину в мундире с перевязью сенатора на плече. Он беседовал с охранниками. Кестрел бродила среди заключенных, бесцельно толкущихся во дворе после рабочего дня. Утренний препарат всё ещё звенел у неё в жилах. Кестрел пыталась приблизиться к сенатору. Может, она смогла бы передать весточку отцу. Если он узнает, как она страдает, как она теряет себя, воспоминание за воспоминанием, то передумает. Тогда он вмешается.
Сенатор заметил Кестрел. Она стояла всего в нескольких футах от него.
— Стража, — выкрикнула женщина, которая разрезала подол Кестрел в первый день. — Контролируйте своих заключённых.
Женщина опустила тяжелую руку Кестрел на плечо. Вес её ладони держал крепко, непоколебимо.
— Пора ужинать, — сообщила стражница.
Кестрел подумала о наркотике в супе, и ей страстно захотелось его. Она позволила себя увести.
Ее отец прекрасно знал, что представляет собой исправительно-трудовой лагерь. Он же был генералом Траяном, самым высокопоставленным вассалом императора и его сына. Он знал о ресурсах страны и её слабостях — лагерь был мощным ресурсом. Здешняя сера шла на изготовление чёрного пороха.
Хотя, даже если он и не знал, как лагерь существовал, какое это имело значение? Он отдал её письмо императору. Она слышала, как спокойно билось его сердце, когда рыдала у него на груди. Оно работало как отлаженный часовой механизм.
* * *
Что-то ударило её. Кестрел открыла глаза, но не увидела ничего, кроме низкого чёрного потолка своей камеры.
Ещё один удар по ребрам, уже сильнее.
Палкой?
Кестрел выбралась из своего липкого сна, а затем медленно (каждое движение причиняло боль, она была мешком костей, ушибов и синих тряпок)
поднялась до сидячего положения.
— Хорошо, — раздался голос из коридора, в котором явно слышалось облегчение. — У нас мало времени.
Кестрел сдвинулась в сторону решётки. Факела в коридоре не было, но на таком далеком севере никогда не наступала полная темнота, даже в глухую ночь. Она смогла рассмотреть сенатора, чья трость была просунута между прутьев решётки.
— Вас прислал мой отец. — Её затопила радость, мурашками побежав по коже. На глаза навернулись слёзы и ручейком устремились вниз по щекам.
Сенатор нервно улыбнулся.
— Нет, принц Верекс. — Он протянул ей что-то маленькое.
Кестрел продолжила плакать, но уже иначе.
— Тише. Я не могу вам помочь. Вы знаете, что со мной будет, если я вам помогу. — В его руке был ключ. Она взяла его. — Он от ворот.
— Выпустите меня, заберите с собой, пожалуйста.
— Не могу, — прошептал он очень взволнованно. — У меня нет ключа от вашей камеры. И вам придется выждать несколько дней после моего отъезда. Нельзя, чтобы ваш побег связали со мной. Вы меня поняли? Иначе вы меня уничтожите.
Кестрел кивнула. Она была согласна на все, лишь бы он не бросал её одну.
Но он уже отступил от камеры.
— Обещайте.
Она хотела прокричать ему, чтобы он остановился; она хотела просунуть руки сквозь решётку и вцепиться в него, заставить его остаться, чтобы он выпустил её сейчас же, немедленно. Но услышала, как произнесла:
— Обещаю. — А потом он ушёл.
Кестрел долго сидела, глядя на ключ в своей ладони. Она думала о Верексе. Её пальцы сомкнулись вокруг ключа. Она выкопала в грязи ямку и спрятала его туда.