Поцелуй шипов
Шрифт:
Мары не убивают людей, во всяком случае не намеренно. Они лишь хотят утолить свою жадность. То, что люди могут при этом погибнуть, в лучшем случае, всего лишь побочный эффект, но не цель их атаки.
– Тебя может убить только тот, кто любит, - бормоча прочитала Джинна. – Если понимать буквально, то всё просто – и в тоже время невозможно. Кто убьёт добровольно того, кого любит, кроме тех случаев, когда это касается эвтаназии или же совместного самоубийства, но в случае с Марами об этом вероятно не может быть и речи или ты думаешь, что … - Она прервала свой поток слов и засунула записку в вырез, потому что мама протопала по лестнице вверх в оранжерею, с окаменевшим
– Во всяком случае, нам стоит подумать, что это может означать, и как это осуществить. По крайней мере, есть второй метод, - попыталась я остаться оптимистичной, хотя между тем предполагала, что Джианна права. Всё было просто и в тоже время невозможно. Если только за этими словами не скрывалось совсем другое значение.
– Она должно быть живёт в Италии. Всегда, когда Колин ускользал от неё, она возвращалась назад туда. На юг Италии. Очевидно Колин снова ускользнул, иначе его бы здесь не было. Папа последние следы оставил в Италии. Нам нужно ехать в Италию, - высказала я то, чего так сильно хотела и в тоже время боялась, как чумы.
– Не нужно, - ответил Пауль решительно. – Нам ничего не нужно. Мы можем продолжать нормально жить дальше и принять то, что папа … - Он замолчал.
– Я так не могу, - сказала я, когда у Пауля не получилось закончить предложение и после нескольких страдальческий вздохов добавила. – Ты можешь?
Когда я требовательно посмотрела ему глаза, потемневшие от страдания, моё сердце посуровело и помрачнело. Он, так же, как и я, не мог оставить всё так, как есть. Нормальной жизни для нас больше не существовало. Иногда я точно не понимала, были ли это последствия атаки Фрнацёза, угнетающие моего брата или же его собственное чувство вины, из-за того, что он не поверил ни мне, ни папе. Да, он чувствовал себя виноватым за то, что пришлось пережить мне, чтобы спасти его. Я не хотела, чтобы он винил себя, но он винил. Поэтому, он не позволит уехать мне без защиты со своей стороны. Только уже из-за чувства вины он этого не допустит. Не имеет значения, что он думает он наших замыслах.
Пауль, застонав, отвернулся от меня и посмотрел на Джианну. Стон казалось исходит из глубины его груди.
– Значит, Италия, - сказал он хрипло.
– Да. Италия, - подтвердил Тильманн. Я только кивнула. Теперь и наши две пары глаз, Тильманна и мои, покоились на Джианне. Она не хотела верить в то, что ей приходилось выслушивать здесь, поэтому немного отодвинулась и смотрела на нас со смесью возмущения и обиды.
– Помимо того, что вы все совершенно сумасшедшие: я не могу поехать сейчас в Италию! Я безработная, у меня долги и ...
– Широким жестом она отмахнулась от мухи, которая села на её пирог. Под её мышками на футболке образовались тёмные пятна.
– У тебя больше нет долгов, - исправил её Пауль.
– Я перевёл деньги в налоговое управление.
– Ты, что сделал?
– Джианна ахнула.
– Откуда ты вообще знаешь, что ... ах, вот значит как. Финансовые аристократы держатся вместе.
Я только пожала плечами. Да, я послала Паулю копию письма налоговой инспекции, которое мама и я изучили вместе с Джианной, чтобы найти какую-нибудь лазейку в законе, которая могла бы уберечь её от доплаты. Однако безуспешно. После этого я отправила его Паулю факсом и объяснила несколькими предложениями, в каком затруднительном положение находится Джианна. От меня она не хотела принимать денег. Выглядело так, будто она ни у кого не любила брать их.
И только потому ничего не сделала Паулю, потому что мама как
Атмосфера так накалилась, что мы все вздрогнули, когда позвонили в дверь.
– Не беспокойтесь, я сама открою.
– Мама преувеличено поклонилась и вышла из оранжереи.
– О нет ..., - застонала я.
– Значит, он действительно не шутил и приехал в Вестервальд...
– Кто?
– воскликнули Джианна и Пауль хором.
– Ларс. Он угрожал мне этим уже сегодня утром. Его жена бросила его, и с тех пор он преследует меня.
– Ларс, горилла?
– Нос Джаннны сморщился. Отвлечься ей бы не помешало.
– С ним я уже всегда хотела познакомиться.
– Мне хватило и одного раза. О, прошу, только не это ...
– Мамины шаги уже приблизились и стук дико раскрашенных, ковбойских сапог Ларса. Поспешно я поднялась, чтобы найти убежище в папином кабинете.
– Скажите ему, что я чувствую себя не очень хорошо и что ...
– Слишком поздно. Они уже стояли за мной. Глаза Джианны расширились. Да, вид Ларса не представлял этического удовольствия. В вопросах моды он застрял в девяностых. Да ещё его подбородок, как у Шумахера и низкий лоб - и готов неимущий. Я приложила палец к моему стучащему виску и медленно повернулась.
– Ларс, я же тебе сказала, что ... о, Боже мой.
– Можешь звать меня просто Колин, спасибо.
– Он весело подмигнул мне и направил своё внимание на трёх других, которым никак не удавалось закрыть рты.
– Джианна, Тильманн, Пауль.
– Манера, с которой он назвал их имена, на несколько моментов пленила нас. Он сказал их так многозначительно и знающе - это было больше, чем просто приветствие. Я увидела, как Джианна выпрямилась, что делала редко. Чаще всего она скрючивалась, как вопросительный знак. Колина казалось не волновала наша реакция. Он безучастно сел на свободный стул рядом с моим. Нерешительно я тоже вновь села.
– Ах, как здорово. Вишнёвый пирог. Мне можно?
– спросил он вежливо и посмотрел на маму сверкающим взглядом. Так как снаружи как раз шёл ливень, мрачная погода уберегла нас от огненно-красных волос и светло-зелёных глаз. Тёмные волосы Колина - теперь немного короче, но всё ещё длиннее, чем при нашем знакомстве - были пронизаны медными и огненно-рыжими прядями, а его глаза составляли радужный узор из коричневого и тёмно-бирюзового. В остальном он предстал перед нами одетый со вкусом, но своеобразно, как никогда: изношенные сапоги, узкие, тёмные брюки, рубашка из прошлого столетия; к тому же на руке широкий, кожаный браслет, потрёпанный ремень и целая коллекция колец в обоих ушах.
Мама едва кивнула, руки скрещены на груди, выражение лица один лишь упрёк. Колин проигнорировал её и положил себе на тарелку кусок пирога. Ошеломлённо я наблюдала за тем, как он, отломив первый кусочек вилкой, засунул себе в рот, прожевал и сглотнул. Он ел!
– Вкусный, - похвалил он мамино (и Джианнено) умение печь одобряющим кивком. Я, даже если бы хотела, не смогла сказать, разыгрывает ли он нас или вполне серьёзен. Эта ситуация казалась настолько странной, такие я переживала обычно лишь во сне. И в какой-то мере она была так же ужасно смешной. Джианна подавила смешок, на что Колин сказал ей что-то на итальянском, что тут же заставило её покраснеть.