Поцелуй шипов
Шрифт:
– Выпей аспирин или парацетамол, Эли, - сочувственно посоветовал мне Пауль.
– Уже сделала. Даже две таблетки. Не помогли, - ответила я слабо.
– Я справлюсь.
Но когда мама распахнула дверь и бросилась к нам, как фурия, боль опять вскипела, такая сильная, что я тихо застонала. Колин заглушил стон грохотом посуды, которую складывал друг на друга. «Мне нравятся твои стоны», сказал он мне на Тришене. Также стоны от боли, потому что они очень похожи на другие. Голос мамы тут же разрушил мои тёплые воспоминания и покалывание в животе.
– Если вы думаете, что я отель, ресторан, кошачий пенсион и прачечная в одном лице, то вы обманываетесь! Это ясно?
– Ой-ой, - пристыженно прошептала Джианна.
– Мия, я ... ой-ой ...
– Я не позволю вам просто так поехать в Италию. Здесь речь идёт о
– Может, я могу помочь вам посадить дерево, госпожа Штурм? Земля в Вестервальде действительно очень тяжёлая и глинистая, - обходительно прервал её Колин и встал.
– Да, если хотите, пожалуйста, - ответила мама растерянно и последовала за ним в сад, как собачонка. Как специалист, Колин вгонял лопату в землю и несколько раз капнув, раскопал достаточно места для корней, которые не менее умело разместил, укрепил, а затем обрезал несколько ветвей. Голоса обоих приглушённо доносились до нас. Я подошла к двери, чтобы подслушать несколько слов.
– ... мне бы тоже не хотелось тащить по жаре 600 килограммовую Фризскую лошадь, - услышала я, как сказал Колин, удивляясь по меньшей мере точно также, как трое других этому причудливому посещению сада. В первую очередь оно служило для того, чтобы вместе посетовать на непослушных детей, сидящих наверху в оранжереи. Согласованно, мама и Колин шагали от грядки к грядке, возле которых Колин здесь и там что-то объяснял, срывал завядшие листья, прежде чем в конце концов начал возиться с насосом нашего ненавистного фонтана, который каждый второй день забивался.
– Он обрабатывает её, - удивлённо отметила Джианна. И имела в виду точно не насос, а мою мать. Да, мама больше уже не выглядела как львица, которая защищает своих детёнышей. Её плечи расслабились, и иногда она даже улыбалась. В первый раз я спокойно смотрела на то, как Колин делал то, о чём всегда говорил папа: он манипулировал.
Я не знала, нравится мне это или нет, но Колин манипулировал для меня. Ему не нужно было разговаривать с нами долго, чтобы узнать, как обстоят дела с нашими планами. Он понял всё намного лучше, чем на данный момент Пауль и Джианна. Тильманн и я превосходили друг друга в своей мрачной решимости. Мы поедим в Италию, даже если за этим скрывались совершенно различные мотивы. Об этом я уже сказала Колину прежде, чем мы попрощались в апреле.
Теперь он, надеюсь бережно, втолкует маме, что она должна отпустить нас. Потому что это было моим единственным желанием, даже если оно постоянно усиливало угрызения совести. Я не хотела брать её с собой.
– Значит, вы действительно хотите сделать это, не так ли?
– спросил Пауль, зевая, слишком усталый, чтобы снова волноваться. Он казался изнурённым. Мне тоже нужно прилечь. Головная боль стала беспощадной. Тильманн и я кивнули, ничего не сказав.
– А ты присоединишься к ним, я права, Пауль? О нет ... – Джианна, вздыхая, опустила лоб на мускулистое плечо Пауля.
– Я должен, моё сокровище.
– Услышать, как он назвал Джианну сокровищем, задело меня. С нашей встречи, Колин ещё не разу не назвал меня Лесси. Или же «моё сердечко». Только Эли и Елизавета и чаще всего скорее пренебрежительным или угрожающим тоном.
– Моя сестра поставила на карту всё, чтобы спасти меня. Я не могу позволить поехать ей туда одной. И Тильманну тоже. Он испытывал Францёза. Оба могли при этом погибнуть.
Я не хотела смотреть на Пауля и Джианну, потому что это причиняло боль, но должна была. Только что, они смотрели на меня и Колина, очарованно и отстранённо; так, как смотрят жуткий, но технически хорошо поставленный фильм. Мы были для них захватывающим зрелищем. Но Джинна и Пауль не пара из фильма. Они настоящие. Им не нужно притворяться ни одной секунды, они ведь не в опасности, и один для другого пройдёт через огонь и снова обратно. Выражение лица Тильманна, когда он смотрел на них, тоже замкнулось. Они же ничего этого не заметили.
– Хорошо.
– Джианна вздохнула ещё раз. Это прозвучало так, будто она плачет. – Значит, мы едим в Калабрию.
Признаки дефицита
- Кончай, Эли, и выключи наконец компьютер! Я ещё сегодня хочу пойти ...
Я не стала спрашивать Тильманна, что он опять задумал и куда собрался со мной пойти, а подняв руку, лишь дала понять, что он должен немного потерпеть.
Я больше не была способна реагировать быстро. Спустя полтора дня постоянной головной боли, я чувствовала себя, как после пытки. Говорить было больно, даже просто лежать причиняло боль, потому что я не находила позиции, в которой затвердевшие мышцы на плечах не сводило бы судорогой ещё больше. Никогда бы не подумала, что лежать может быть так изнурительно. О сне, я в любом случае, могла только мечтать. С этой головной болью, я только беспокойно ворочалась туда-сюда, уставшая и разбитая, но не в состоянии видеть сны.
Поэтому села снова за компьютер, чтобы продолжить исследования. Сначала, я занялась фауной Италии, преследуя мысль, что смогу, с помощью животного мира, сделать выводы о Марах, но уже спустя полчаса, отказалась от этой идеи. Животный мир Италии казался мне совершенно не интересным. А то, что в Апулии можно встретить Чёрных вдов, я уже знала. После этого утомительного исследования, последовала короткая экскурсия к Мансонам - без каких-либо заметных результатов. Потом мучительно скучная статья о семье Медечи. Для отдыха, пара клипов с YouTube о цветущей Ривьере. Моя страсть к путешествиям чуть меня не убила, когда я их смотрела. Теперь я знала, почему туристы так восторгались Италией, пока не дошла до Адриатики. Там, где жил отец Джианны. Адриатика - это не то, что я представляла себе под раем для отдыха. Несколько рядов шезлонгов, лишённые фантазии бары и выровненные пляжи, но конечно, они были лучше, чем Вестервальд и по крайней мере теперь, стало ясно, что мы поедим сначала в Адриатику, чтобы забрать ключ для коттеджа на юге. Возможно, отец Джианны, сможет дать нам косвенно, некоторую полезную информацию. Джианна образованна; шансы хорошие, что и вся её семья такая. Допустимо, что он знал какие-нибудь старые легенды, которые мы можем истолковать совершенно по-другому, чем он. Потому что знаем, что Мары существуют. Или я просто в чём-то себя убеждаю?
Тильманн встал позади меня и взял маленькую карту Европы с моего письменного стола, которую я нашла зимой в папином сейфе: величиной в формат А5, неточное изображение, как будто вырезана из атласа для детей. В странах были нанесены только столицы, горы и большие реки или моря, больше ничего. Большего папа мне не оставил. В первые ночи после нашего возвращения из Гамбурга, я, когда мама спала, просмотрела все медицинские записи его пациентов, в надежде, найти там тайные документы о Марах. Единственный результат, когда закончила просмотр, почувствовала себя, будто сама готова для психушки. От меня не ускользнуло, что рядом с некоторыми записями, он поставил М и жирно её обрисовал. Очевидно таким образом, отметил пациентов, которые, по его мнению, были атакованы Марами. Их меньше, чем я думала. Но кроме этих М, существовала только ещё карта. Кресты были хорошо видны. Самым чётким, он отметил южную Италию, но они тянулись через всю Европу, главным образом, через тёплые края и чаще всего где-то возле моря. То, что это только карта Европы, а не всего мира, сбивало меня с толку. Конечно же, и на других континентах существовали Мары. Почему папа сразу не взял карту мира? Кроме того, Италия узкая страна, окружённая морем. И именно там хозяйничала Тесса? Она ведь боится воды. Но это также означало, что мы будем в безопасности, если остановимся прямо возле воды. Но разве это также не будет значить конец нашего замысла, заманить её? Хорошо, что дом семьи Джианны находится в глубине - или он всё-таки лежит слишком близко к морю, поэтому Тесса не придёт? Или она пришла бы даже на Зильт, на остров, если бы Колин, и я были немного счастливее? О Боже, это как будто доишь мышей, я ничего не знаю ... Вздыхая, я переключила компьютер на спящий режим.
– Только одна эта жирная метка на южной Италии?
– спросил Тильманн, после того, как основательно осмотрел карту. Он, проверяя, перевернул её, но это не поможет. Папа ничего на ней не написал. Я уже даже держала её на свет, чтобы разглядеть возможную тайную надпись. Дула на неё феном, потому что надеялась, что он написал лимонным соком, и теперь проявятся коричневые буквы. Но она оставалась потёртой, тонкой картой Европы с крестами. Ничего больше.
– Да, - ответила я сварливо.
– И я даже не знаю, обозначают ли метки конкретное место или только область, или страну ...