Поцелуй шута
Шрифт:
Однако история Евгелины на этом не кончилась. Едва только дракон проглотил Евгелину, как она чудесным образом ожила и выскочила у него из пасти. А затем она его приручила и отправила наказать своего убийцу-мужа за его грехи.
Ожившая Евгелина основала свой орден Святой Евгелины, а затем очень скоро почила, превратившись на смертном одре в дракона. С тех пор сохранилось некоторое количество реликвий, в том числе и чешуя дракона, которую Джулиана приняла просто за кусочки кожи, несколько осколков кости и самая главная реликвия — кубок, из которого муж ее и отравил.
Не то чтобы Джулиана не верила этой истории. Это сочли бы богохульством, и глупо было бы рисковать жизнью за обвинение в ереси. Но она никогда не видела драконов и не встречала тех, кто сам их видел. К тому же она никогда не была свидетельницей настоящего чуда, а братья из ордена Святой Евгелины, повелительницы драконов, ничем не отличались от братьев других орденов. Считалось, что граф Фортэм вел свою родословную от этой святой леди, которая родилась на этой земле.
До Джулианы дошли слухи, что король оспаривал право графа на владение этой реликвией, но насколько она могла судить о королях, они всегда оспаривали право на владение всем, что представляло хоть какую-то ценность.
Последнее окно понравилось ей больше всех. Воскресшая Евгелина поднималась к солнцу, ее круглое умное лицо излучало то, что обычно принято называть святостью, хотя Джулиане выражение ее лица показалось лукавым и немного хитрым. Дракон стоял позади нее с выгнутой шеей. А над всем этим сиял золотой кубок, сверкающий в лучах солнца.
Джулиана огляделась. Помещение было крошечным, и сюда явно давно никто не приходил. Джулиана подняла голову, заглянув поверх простого, ничем не украшенного алтаря, и увидела его.
Священный кубок стоял в нише, расположенной высоко над головой, так, чтобы до него нельзя было дотянуться. Золото потускнело, драгоценные камни покрылись толстым слоем пыли. Реликвия выглядела так, словно о ней давно все забыли, но Джулиана была не столь наивна. Едва ли могли забыть о вещи, имеющей такую духовную и материальную ценность.
Она схватила стоявшую в стороне скамейку и потащила по полу вокруг алтаря. На несколько мгновений остановилась, чтобы благочестиво преклонить колени, прежде чем продолжить свой путь. Поставив лавку прямо возле стены под нишей, она забралась на нее, высоко подняв юбки, а затем изо всех сил потянулась вверх… выше… еще чуть-чуть… она уже почти дотронулась пальцами до золотой ножки…
— На вашем месте я бы не стал этого делать. — Голос Николаса раздался так неожиданно, что Джулиана потеряла равновесие, скамейка качнулась под ней, и она свалилась, взметнув юбки, прямо на каменный пол — и прямо к его ногам.
Николас стоял, с интересом разглядывая ее и не делая ни малейшей попытки помочь подняться, что, конечно, было весьма разумно с его стороны. Потому что, если бы он протянул ей руку, она просто ударила бы его, настолько она разозлилась.
На нем по-прежнему были надеты непарные чулки, но на этот раз он почему-то избавился от своих бубенчиков. Это показалось Джулиане особенно досадным. Она ненавидела
— Вам нравится пугать людей, да? — спросила она, поднимаясь на ноги со всем достоинством, которое могла изобразить в этой нелепой ситуации.
— Я самый нестрашный человек в мире, миледи. Да и вы наименее пугливая леди из всех, кого я знаю. Признаю, я застал вас врасплох, но на самом-то деле вы вовсе не испугались.
Она едва удержалась от того, чтобы не потереть ушибленный зад.
— Вы следили за мной, — мрачно заявила она. Этого он не стал отрицать.
— Разве вы не поняли, что кубок святой Евгелины не случайно поставили так, чтобы до него нельзя было дотянуться?
— Нет. Он выглядит грязным и всеми забытым. Я хотела всего лишь протереть его…
Николас покачал головой:
— Его вовсе не забыли, миледи. Никто не осмелился бы забыть о нем. Просто святые реликвии существуют не для слабых и робких душ.
— Думаю, мы уже с вами установили, что я вовсе не робка душой, — насмешливо сказала Джулиана.
— Но я не уверен в чистоте ваших помыслов. А кубок святой Евгелины может быть очень опасным для тех, кто недостоин его касаться. На вашем месте я обходил бы эту часовню стороной.
Джулиана взглянула на тусклый кубок.
— Почему же? Вы ведь сами говорили, что он может помочь мне избавиться от вас. Ради этого стоит рискнуть!
Николас пожал плечами.
— Говорят, что яд, которым отравил Евгелину муж, все еще сохраняется на стенках. Этот кубок был совсем простым, но, как только она выпила вино, оставшийся яд превратился в драгоценные камни. Он все еще может отравить того, кто из жадности схватится за кубок.
— Неужели вы ожидаете, что я поверю, будто священная реликвия может убивать? — уколола она его.
— Может, хотите попробовать? Только с этой скамейки вам его не достать. Я могу вас поднять…
— Не подходите ко мне!
Красавица ранит меня глубоко,
А я лишь хочу угодить.
Она придет вечерней порой,
Но сердце ее холодно.
— Не тратьте на меня столько сил, — сказала Джулиана, не двигаясь с места. Николас, словно не слыша ее, продолжал:
Ее груди прелестны,
а кожа как снег,
Соски — словно розовый жемчуг.
Приди же в объятья мои, и, клянусь,
Язык мой послужит им верно.
— Розовый жемчуг? — повторила Джулиана, стараясь не показать своего смущения. — Уверена, королевский шут мог бы придумать что-нибудь более оригинальное.
— Но ведь не вам же придется их целовать.