Поцелуй шута
Шрифт:
Джулиана в этом сомневалась, хотя ей и впрямь очень хотелось принять ванну, но она промолчала.
Брат Бэрт тоже хранил молчание, однако выражение его встревоженного лица не предвещало ничего хорошего.
— Ты и твой… любовник будете наказаны! — выплюнул аббат. — С тебя снимут одежду и представят на всеобщее поругание. Твоя мать будет умолять меня пощадить тебя, но ей будет отказано до тех пор, пока не признаешь, что он наложил на тебя заклятие.
Это был бы самый простой выход, и Джулиана удивилась, почему аббат предложил его. Николас
Только непонятно, почему именно ее выбрали для наказания за это, когда половина населения замка повинна в том же грехе. Отцу Паулусу стоило только обернуться и повнимательнее посмотреть, что делается у него под носом, хотя бы ночью в главном зале или кухне.
Впрочем, неважно. Одно-единственное слово могло бы ее спасти. Обвинить Николаса Стрэнджфеллоу в том, что он околдовал ее своими золотыми глазами, и она избежит наказания, а до Николаса им в любом случае не добраться.
Она уже открыла было рот, чтобы произнести обвинение шуту, но что-то вдруг остановило ее, какой-то упрямый голосок внутри. Это было глупо — ведь она и правда находила его глаза колдовскими, сумасшедшими. Ни один другой мужчина не мог бы соблазнить ее лечь в свою постель, заставить ее умолять, просить, требовать… Живое воспоминание окрасило ее щеки ярким румянцем.
— Вот как, блудница еще и краснеет! — прогремел отец Паулус. — Скажи нам, где шут и как он околдовал тебя, и я не стану приказывать Гилберту хлестать тебя плеткой.
Она должна была бы сразу понять, зачем он здесь. В ее памяти мгновенно возникла картинка, как Гилберт хлестал плеткой по голой спине аббата, красные рубцы на спине настоятеля кровоточили, и она сомневалась, что он стонал в священном экстазе.
— Скажите нам, где он, миледи, — серьезно обратился к ней брат Бэрт. — И вы избавите себя от наказания.
— Но я не знаю, — просто ответила она. — Должно быть, он уехал.
— Гилберт, сорви платье с этой грешницы! — пронзительно взвизгнул аббат.
Она почти не сомневалась, что Гилберт вполне может с ней справиться, и тем не менее не собиралась покорно стоять и позволить ему дотрагиваться до себя. Она обхватила себя руками и в тревоге взглянула на юношу. Тот сделал к ней один шаг.
— Отец Паулус, — поспешно вмешался брат Бэрт. — Я думаю, вы заблуждаетесь. Эта бедняжка, очевидно, была обманута шутом. Она, конечно, не заслуживает такого наказания.
— Она отказывается обвинить его в колдовстве!
— Я сомневаюсь, что он способен на подобный грех. Ведь он всего лишь бедный дурак, в конце концов. И если он уехал, то совершенно очевидно, что он забрал кубок с собой. Надо ли нам тратить время, наказывая эту леди, в то время как можно навсегда лишиться драгоценной реликвии?
Это был очень правильный ход. Бледные глаза аббата обратились к монаху, безумный блеск в них погас.
— Ты мудр, брат Бэрт, — неохотно признал аббат. — Эта блудница может подождать наказания. Кубок —
Не было никакого сомнения в том, кого именно отец Паулус считает Главным Слугой Господа. Джулиана почувствовала облегчение в предвкушении скорого освобождения, но при этом предусмотрительно держала рот на замке. Они не должны найти Николаса. Джулиана была уверена, что он сумеет не попасться двум старикам, таким как брат Бэрт и аббат, — и еще она надеялась, что отец Паулус не сочтет ничтожную грешницу достойной того, чтобы ради нее возвращаться в замок Фортэм теперь, после того, как сокровище отсюда исчезло.
— Но куда он поехал? И каким образом? Этот негодяй отказывается ездить верхом…
— Он уехал верхом, — сказал Гилберт. — Николас Стрэнджфеллоу совсем не тот человек, за которого себя выдает.
— Откуда тебе это известно? — с подозрением глядя на юношу, спросил аббат.
— Я просто очень наблюдательный. Многие люди даже не подозревают, как много я замечаю. Я предполагаю, что мастер Николас и его слуга отправились на восток, в Лондон.
— Зачем, ради всего святого, он бы поехал туда? — строго спросил аббат.
— Он ведь слуга короля, разве нет? — спокойно сказал Гилберт.
Ужасная, зловещая улыбка искривила бледное лицо аббата, открыв почерневшие зубы.
— Хороший мальчик, — сказал он и, обращаясь к монаху, приказал: — Брат Бэрт, прикажите оседлать четырех лошадей. И убедитесь, чтобы это были хорошие лошади, нам надо скакать очень быстро.
— Четырех, святой отец? — с сомнением спросил брат Бэрт.
— Гилберт поедет с нами. Он живой паренек, и он нам поможет. Мы возьмем с собой и эту блудницу. Я подозреваю, что она слабое место мастера Николаса.
— Но вы не можете! Лорд Хью не позволит вам это сделать.
— Лорд Хью заперся с женой в своих покоях и не появится оттуда целый день, — спокойно сообщил аббат. — Я понятия не имею, то ли он бьет ее, то ли насилует, мне нет до этого дела. Он слишком мало интересовался своей женой до свадьбы, чтобы заботиться о ее дочери. Он будет даже рад, если она исчезнет.
— Но, отец Паулус… — взмолился брат Бэрт.
— Если вы будете еще медлить, брат, я прикажу ее высечь.
Брат Бэрт бросил на Джулиану отчаянный взгляд, но он ничего не мог поделать.
— Дайте слово, отец Паулус, что не причините ей вреда.
Губы аббата снова скривились, на этот раз от отвращения.
— Она будет в безопасности. Если вы поспешите.
Джулиана едва не бросилась следом за братом Бэртом, но он уже ушел, семеня своими обутыми в сандалии короткими ногами. Он оставил ее одну с этими двумя очень опасными людьми, мальчиком с невинным лицом и мертвыми глазами и старым безумным священником.
— Вам надлежит переодеться во что-нибудь более подходящее, — строго сказал отец Паулус. — Смойте с себя следы своего прелюбодеяния и приготовьтесь сопровождать нас. Вы не должны больше произносить ни одного слова, вы поняли меня?