Поцелуй смерти [Litres]
Шрифт:
Стивенс блевал в углу – не от страха, от того же чувства облегчения, которое вызывало у меня желание рухнуть на колени, а не целиться в вампира. Мозги наружу – это значит, вампир мертв. Да кто угодно был бы мертв при такой ране.
– Убит? – спросил Ульрих.
– Да, – ответила я. – Мозги наружу – значит, убит.
– А зачем ты тогда еще держишь его на мушке?
Я подумала об этом, еще раз перевела дыхание и заставила себя опустить оружие. Почему-то мне не хотелось, казалось, так надежнее. Логики нет, но желание держать его под прицелом было очень сильным. И желание всадить в него еще одну пулю – тоже. Хотя мозги
– Посмотри, как твой напарник, – сказала я.
Ульрих кивнул и пошел куда велено.
В дверях стоял Смит, с ним еще копы.
– Все живы? – спросил он.
– Ага, кроме этого вампира. Кого убили там на улице?
– Почти всех вампиров. Копы не пострадали.
– Как это было? – спросила я.
– Старуха бросилась бежать, освященные предметы вдруг запылали, кто-то стрельнул.
– И все решили, что вампиры нападают, а потому тоже начали стрелять, – сказала я.
– Ага, – ответил Смит.
– Вот блин!
– Слушай, ну копы все живы.
– Ну, да. Хорошая сторона дела, – кивнула я.
Подбежал патрульный:
– Там репортеры с телевидения.
– Блин, – выругался Смит. – Каким чертом они пролезли?
Я посмотрела на убитого вампира на полу, подумала обо всех этих вампирах, с виду так похожих на бабушек-дедушек, деток, мамочек из пригорода, и все они перебиты полицией, прямо на камеру. Вот же блин, блинский блин! Очень захотелось пнуть тело вампира. Они это планировали? Предупредили репортеров и готовы были ради этого умереть? Сделать себя мучениками? Бога ради, только не это! Потому что где один мученик, там обязательно будут еще.
Лифт у нас за спиной ожил, мы повернулись, вскидывая оружие. Я прижала приклад к плечу и стояла так, пока из деревянной двери не вышел Зебровски. У всех было оружие в руках. Он глянул на убитого вампира:
– Я пропустил самое интересное?
– Перестрелку – да, атаку репортеров – еще нет.
– Могу вернуться наверх, – сказал он.
– Ты здесь старший по званию; тебе с ними и разговаривать.
– Твою мать, – сказал он.
В общем, точная характеристика ситуации.
Глава шестая
Я вышла во двор и попала в хаос. Крики, повсюду свет, еще и прожектор с вертолета. Патрульный нагнулся над девочкой-вампиром, зажимая рукой рану на животе, пытаясь остановить кровь, спасти ее. Громко и совсем рядом ударил выстрел. Я обернулась, наставив пистолет – другой патрульный стрелял в лежащего на земле вампира, приканчивая его. Другой коп, с хвостом волос на затылке, орал на него:
– Прекрати! Прекрати!
– Мы их спасаем или убиваем? – спросил Смит.
Превосходный вопрос. По закону мы могли бы убить их всех. Я сослалась на Акт, что означает безбумажный ордер на ликвидацию. Вполне законно мы бы могли нанести coup de grace – пустить пулю каждому в сердце, в голову. Некоторые полисмены пытались зажать раны руками или куртками, другие наставили на упавших пистолеты. Скажи я слово, мы бы их всех ликвидировали, и несколько лет назад я бы это слово сказала и была бы абсолютно уверена в своей правоте. А сейчас… сейчас я сомневалась. Какие еще варианты дает мне закон? Какие возможности? Если у тебя значок, то иногда только это тебе и остается: обязанность следовать закону. Проблема тут в том, что иногда закон неясен, а другой раз бывает слишком ясен – то есть ясен, но несправедлив, неправилен. Когда-то я считала, что смысл закона – справедливость, но слишком долго я ношу значок и пистолет, чтобы не понимать: смысл закона – сам закон. Дело в том, что написан он был теми, кто не знает, как это – стоять ночью с пистолетом в руках над кровоточащими телами, и отвечать на вопрос: «Что делать будем?»
Блин!..
Зебровски подошел ко мне с телефоном в руках и тихо сказал:
– Там наверху ребята нервничают. Им перестрелять остальных или свести вниз? И еще: тут две «Скорых» ждут вне зоны стрельбы. Им сюда подъезжать спасать, кого могут, или мы работу закончим?
– Ты не хуже меня знаешь, какие варианты дает закон.
Не хотелось мне это озвучивать. Ну почему кто-нибудь другой не может?
– Ты хочешь, чтобы мы перестреляли тех, кто наверху, а «Скорые» отослали бы? – спросил он, внимательно глядя мне в лицо, будто меня не зная или просто желая понять, что я тут из себя строю. А может, то и другое сразу.
Я замотала головой.
– Нет, мать его. Нет, наверное.
– Наверное? – переспросил он.
Я снова покачала головой и зашагала к раненым.
– Пропусти «Скорые». Скажи копам наверху, пусть заверят вампиров, что мы их доставим в безопасное место, но ситуация слишком нестабильна, чтобы можно было гарантировать им безопасность. Скажи, чтобы сидели тихо: все выйдем живыми, если никто не вздумает сопротивляться.
Он пошел делать, что я сказала, а я подошла к раненым и показала личным примером, что мы сегодня будем делать. Как мы это будем делать – решится в ближайшие минуты.
– Как помогать раненой нежити? – Смит присел возле девочки-вампира. – Сердце должно биться?
– Не обязательно, – ответила я и присела рядом с ним. С тем же успехом можно начать отсюда.
– Так как понять тогда, то ли они мертвы, то ли… реанимабельны?
– Хороший вопрос.
– А хороший ответ у тебя есть? – тихо спросил он.
Я улыбнулась, но ответной улыбки не получила. Вздохнув, я частично убрала экстрасенсорные щиты. Я – некромант, первый за тысячу лет, которому позволили жить и развиться в полную силу. Вампиры веками убивали таких, как я, потому что легенда гласит, что по-настоящему сильный некромант управляет любой нежитью, не только зомби. Я не умею управлять вампирами как зомби, но власть над ними у меня есть… иногда, кое-какая.
Я посмотрела на «девушку» с короткими черными волосами и очень, очень бледной кожей. Единственная здесь готка или эмо; очень уж ненатуральный был у нее цвет волос. На вид лет четырнадцать, может быть, меньше. Возраст, когда почти все мы бунтуем. Я попыталась «увидеть» глубже физического облика. Мне удалось почувствовать их голод сегодня, может быть, получится и нечто другое? Я в свое время спасла парочку вампиров. Вот… искорка, как язык холодного пламени в середине тела, примерно на уровне, где кончается грудина. Энергия, которую я видела, затухала, как огонек свечи, готовая вот-вот умереть. Я «посмотрела» на другие тела, собралась, стараясь видеть. Были холодные, без проблеска энергии. Эти ушли, умерли окончательно, но у троих горел огонь – в них или над ними.