Поцелуй змея
Шрифт:
И вдруг Карлинг осознала, что у очевидного решения не влюбляться в него есть существенный недостаток. Могла ли она надеяться, что ей когда-нибудь удастся оправиться от этих чувств или вовсе отказаться от них? Ведь вот он, стоит прямо перед ней, воплощая все то, что с легкостью проскользнуло сквозь выставленные ею же барьеры, с самого начала вынудив полюбить его?
У него есть все, что только можно было бы пожелать найти в своем партнере по жизни, и гораздо больше, чем она когда-либо надеялась обрести. Его способность к состраданию, умение заботиться, интеллект, идеально приправленный тонкостью его души и стратегическим мышлением, его беспощадность, для которой всегда был повод, какое-то мальчишечье озорство и сила
Она предупреждала, что не способна подчиняться. Ее натура всегда была неукротимой и не позволяла ей с легкостью или слишком часто прогибаться — в ней глубоко укоренилась привычка быть главной во всем. Но внезапно она четко осознала, что в этот раз должна уступить своим чувствам и позволить себе любить его, ведь по-другому поступить было просто невозможно.
Потянувшись, Карлинг коснулась его виска. По какой-то причине он испытывал страдания, она это видела и не могла принять.
— Мы знали, что такой поворот возможен, — сказала она.
— Да, — он взял ее ладонь и приложил пальцы к губам, закрыв глаза. Рун не мог понять, что поразило его больше.
Он действительно изменил историю. Подумал о жреце, которого убил, и понял, что не это так сильно потрясло его. Каждый раз, когда приходилось кого-то убивать, он менял ход будущего. Эту ответственность он осознал уже давно.
Нет, его потрясло до основания другое, а именно, мысль о том, сколько раз Карлинг оказывалась в бессознательном состоянии совершенно одна, если только с Розвен или с другими Вампирами, которые едва ли могли защитить ее. Столько раз дверь в ее прошлое оставалась настежь открытой для любого существа Тьмы или духа Силы, обладающих минимальной способностью проскользнуть в нее. Однажды она призналась, что у нее есть враги. Любой с ее положением и властью имел бы их.
А если что-то или кто-то уже просочился в прошлое Карлинг, преследуя ее там? Ее эпизоды представлялись ему своего рода потайным ходом. Когда они прекратились, туннель закрылся, и Рун вернулся в настоящее. Но что если нечто или некто нашел способ остаться в прошлом?
Тот тигренок по имени Карлинг мог оказаться лакомым кусочком для какой-нибудь темной мстительной силы.
Что если однажды она просто исчезнет?
Может ли Вселенная изогнуться и принять смерть Карлинг, а потом вобрать все, что в цепной реакции изменится после этого? А вдруг однажды он обернется и обнаружит, что она исчезла, будто никогда и не существовала? Если это произойдет, то никто никогда не узнает, что ее больше нет — никто, кроме, возможно, него самого, ведь он все еще помнил, как жестоко была избита Карлинг в том, самом первом, варианте своей жизни.
Или, может, она погибнет, и прошлое изменится настолько, что Рун тоже не вспомнит о ней. И превратится в ничего не подозревающего Грифона, мирно живущего своей жизнью в Нью-Йорке. Никогда не увидит, как она выходит обнаженной из вод мерцающей реки, со сверкающими на коже, словно бриллианты, каплями. Никогда не коснется ее губ тем первым обжигающим поцелуем, не услышит ее чуть хриплый, как будто удивленный смех. Не займется с ней любовью прямо на полу с такой неукротимой жаждой, от которой она кричала ему в рот, царапая его спину, и тоже отдаваясь ему без остатка.
Боги, смилуйтесь.
— Мы должны прекратить эти эпизоды, — сказала она, и стало ясно, что ее мысли двигались в том же русле, обозревая все возможные последствия их действий.
— Да, — выдавил он в ответ, — но прежде чем мы это сделаем, Карлинг, я должен вернуться еще раз.
— Зачем?
Он открыл глаза и заметил, что она смотрит на него, как на сумасшедшего. И Рун не винил ее. Потому что и сам чувствовал себя сумасшедшим.
— Если я могу проникнуть в твое прошлое, то кто-нибудь еще тоже может. Та юная Карлинг не знает, как защитить себя. Ее нужно предупредить.
Карлинг ощутила холодок, пробежавший по позвоночнику. Мысли в голове завертелись в безуспешной попытке нащупать брешь в его логике.
Что за опасную игру мы затеяли, подумала она, глядя в его напряженное лицо. Мы вмешиваемся в прошлое, меняем друг друга и едва ли полностью осознаем все то, что можем привести в движение своими действиями.
Карлинг стиснула зубы.
— Хорошо, — наконец, согласилась она, — ты вернешься еще раз и выяснишь, можно ли как-то предупредить меня. Если я буду слишком юна, чтобы все понять, тебе придется снова и снова возвращаться до тех пор, пока не застанешь меня в подходящем возрасте. Но ты ничего больше не будешь менять, слышишь? Если ты заметишь что-то такое, что тебе не понравится, ты просто уйдешь.
— Я могу изменить тебя, просто поговорив с тобой, — заметил он.
Ты уже изменил меня самым коренным образом, подумала она, и изменение это не имеет никакого отношения к путешествиям во времени.
— Я осознаю риск, — ответила она, — и принимаю на себя всю ответственность.
— Ты можешь и не вспомнить об этом, — сказал Рун, и желваки заходили на его скулах, — ты можешь вообще ничего не вспомнить.
Ни один мускул на ее лице не дрогнул. У себя в воображении Рун четко представил себе, как она с точно таким же выражением лица отправляет в бой тысячи людей, обрекая их на смерть.
— Если так случится, — произнесла она, — то нам придется принять и это.
Рун отбросил в сторону бутылку «Glenlivet» и принялся машинально крутить на журнальном столике свой iPhone, сосредоточив все внимание на новостях, идущих по телевизору в гостиной в беззвучном режиме. Строка субтитров бежала под мелькающими на экране видами знаменитых египетских пирамид, сообщая о внезапном землетрясении, которое разрушило фундамент храма Джосера (Пирамида Джосера и целый ряд близко стоящих сооружений образуют так называемый погребальный комплекс ступенчатой пирамиды. Он окружен высокой стеной. Вход расположен на восточной стороне и представляет собой узкую дверь — прим. пер.) на том самом месте, где находился единственный вход в погребальный комплекс. Сопровождающие кадры показывали зияющую дыру, уходящую вглубь земли. Пыль все еще стояла столбом над этим участком, а близлежащие древние постройки рассыпалась в прах. Рун вспомнил, в чем подвох с Джиннами, предлагающими свои услуги, и на ум ему пришел коротенький рассказ, написанный в жанре хоррор, «Обезьянья лапа» У.У. Джейкобса. Будьте осторожны в своих желаниях, потому что последствия могут оказаться весьма неожиданными. Черт возьми, очень в точку.
Нож лежал прямо перед ним, на журнальном столике возле мобильного телефона. Рун взял его, покрутил в ладони, пробуя вытащить разные лезвия. Основное лезвие обломилось, но у него получилось частично достать кусачки.
Он убеждал себя, что ничуть не удивлен. Рун твердил себе это с того момента, как Джинн принес нож. Затем перевел взгляд на телевизор с новостями CNN и снова на нож в своих руках, и вновь ощутил, как у него внутри разразилось свое собственное землетрясение.
Рун откупорил очередной алкоголь из гостиничного бара — на этот раз ему подвернулась симпатичная синяя бутылка водки SKYY — и тут же сделал большой глоток. Он рассеянно слушал, как Карлинг в спальне делает необходимые звонки. Сначала она позвонила Дункану, сообщив ему укороченную версию последних событий. Она не стала упоминать некоторые опасные детали, просто рассказала, что они с Руном занимаются поисками возможного лечения. Вампиресса также довела до сведения Дункана, что отпустила Розвен, и хотя у нее по-прежнему есть доступ к счету, который Карлинг открыла специально для нее, но действовать от имени Карлинг больше не имеет права.