Почём грамм счастья?
Шрифт:
Но если он и не умел говорить так складно, то уж показать свои чувства мог предельно точно! Бедный Христофорос, он думал, что это сможет продолжаться вечно. Однако всё кончилось в одночасье.
Однажды за завтраком Евстафиос вдруг охнул, выронил из рук чашку с ромашковым чаем и уронил голову на стол. Напрасно
– Караул! Караул! – кричал Христофорос диким голосом снова и снова.
На крик сбежались соседи. Евстафиоса похоронили честь честью. Явились сотрудники – учёные, произносили проникновенные речи. Прибежали бывшие студенты, смахивали непрошеные слёзы. Приехали с Тиноса племянники, принялись делить наследство.
– Господи, всю жизнь прожил, а добра не нажил, – сетовал племянник.
– Дом мы, конечно, продадим, – рассуждала племянница. – А барахлишко выкинем на свалку.
– Зачем выкидывать? – вскинулся её брат. – Можно позвать скупщиков. Может, что и заплатят. Вон книг–то сколько! Дядька–то наш академиком был, книги наверняка у него важные.
– Ну что ж, зови скупщиков! – согласилась сестра. – Как ты думаешь, сколько всё это может стоить?
Юнец сморщил лоб, подсчитывая.
– Я бы такой гадости у себя дома не завёл, – вынес он свой приговор.
Попугай только молча слушал, с каким презрением эти люди отзывались о его хозяине. И только возмущённо прятал голову под крыло.
«Хотел бы я знать, что это за вещь – племянники и откуда они берутся?!» – с презрением думал он.
Наутро пришли цыгане. Попугаю стыдно было слушать, как торгуются из–за каких–то копеек племянники его покойного хозяина. Они вопили, срывая голос, нахваливали товар, и под конец, просто осипли.
– Моё последнее слово, – важно произнёс цыган. – Пятьдесят евро за книги. Восемьдесят за мебель и посуду. Итого – сто тридцать. Получите!
– Сто пятьдесят. И попугая возьмите в придачу.
– А зачем мне ваш попугай? Его ещё и кормить надо будет. Сплошные убытки.
– Так он, вроде, говорящий…
– Докажи!
– Попка, скажи дядьке, как тебя зовут!
Христофорос взглянул на недотёпу–племянника с полным безразличием и озорно каркнул: «Кар–р–р», не хуже ворона.
– Да такое добро не дорого стоит! – сказал цыган.
– Капризничает он просто, – оправдывалась горе–племянница. – Попка, скажи нам своё имя!
– Фью–Фить, – честно ответил попугай.
– За попку–дурака даю ещё десятку, – хитро поглядывая, сказал цыган.
Так Христофорос попал к цыганам. Правда, ненадолго. Был он в скором времени продан параличной бабушке. Бабушку эту провозила мимо цыганского лотка, на базаре, в инвалидной коляске затюканная женщина с растрёпанными волосами.
– Ой, что это за птица? – шамкая, спросила бабушка–инвалид, завидя прикорнувшего в своей клетке Христофороса.
– Да попугай это, – ответила женщина раздражённо. И уже толкнула коляску, но бабушка заупрямилась.
– Покажи мне попугая! – приказала она. – Поднеси поближе! Ещё ближе!
Клетку с попугаем поднесли. Попугай проснулся и удивлённо посмотрел на бабусю. «Это ещё кто?» – спросил он себя и задумчиво почесал за ухом правой лапкой.
– Занятный какой! – сказала бабушка. – И жутко цветастый. Давай, Вера, купим его!
– Зачем он нам? – огрызнулась Вера.
– Да буду с ним говорить. Ты–то по–гречески два слова связать не можешь. Так я с ним беседовать буду. Покупай!
Конец ознакомительного фрагмента.