Почему не гаснут советские «звёзды»
Шрифт:
Буквально накануне «разрядки» Андропов провёл успешную операцию по расколу диссидентского сообщества В 1972 году были арестованы двое видных советских диссидентов — Виктор Красин и Пётр Якир, которых КГБ заставил отречься от своих прежних идеалов и покаяться. Эта публичная акция, которая прошла в киноконцертном зале «Октябрь» и широко освещалась в средствах массовой информации как Советского Союза, так и зарубежных стран, заметно деморализовала диссидентское движение и на какое-то время ослабила его.
Однако, нанеся удар по диссидентам, советские власти провели обратные акции по отношению к инакомыслящим из творческой элиты с тем, чтобы показать Западу, что к социальному инакомыслию в Советском Союзе относятся
Что касается Высоцкого, то с ним ситуация выглядела несколько иначе. Долгие годы певец вёл изнурительную борьбу за то, чтобы легализовать своё творчество. Ему хотелось выступать в лучших концертных залах страны с трансляцией этих выступлений по телевидению, выпускать диски-гиганты и миньоны, печатать в лучших издательствах книги своих стихов. Однако на все его просьбы разрешить ему это власти отвечали молчанием либо невразумительными отговорками. За всем этим стояли определённые интересы тех сил советской партэлиты, которые «крышевали» западников. Для них Высоцкий был своего рода разменной монетой в их отношениях с Западом. Они были заинтересованы в том, чтобы он оставался полузапрещённым певцом, поскольку полная легализация его творчества разом бы перечеркнула его имидж сопротивленца, который успел утвердиться не только в Советском Союзе, но и на Западе. Сохранение этого имиджа было выгодно партаппаратчикам, которые таким образом доказывали, что в СССР на деле существует свобода слова (многие публикации, которые выходили о Высоцком на Западе, были написаны под диктовку КГБ и представляли его именно как певца-сопротивленца).
Самое интересное, что сам Высоцкий, судя по всему, догадывался о той роли, которую ему отвели кремлёвские политтехнологи. В своём письме на имя министра культуры СССР Демичева, датированном летом 1973 года, певец писал: «Мне претит роль „мученика“, эдакого „гонимого поэта“, которую мне навязывают…» Однако изменить ситуацию было не в силах Высоцкого: он был всего лишь одной, из фигур на шахматной доске кремлёвских игроков. Его полуподпольность была выгодна советской партэлите и спецслужбам, которым при желании не составляло большого труда сотворить из Высоцкого второго Иосифа Кобзона (с ежемесячным показом концертов по телевидению, статьями в прессе, приглашением в правительственные концерты и т.д.), но это не делалось. Высоцкого специально периодически «прессовали», а также создавали все условия, чтобы в своём жанре он не имел серьёзных конкурентов. Особенно заметным это стало накануне «разрядки».
На ниве самодеятельной песни в те годы по всей стране насчитывались сотни певцов, однако только у двух из них была слава сопротивленцев всесоюзного масштаба. Это — Александр Галич и Владимир Высоцкий. И вот ведь совпадение: по мере того как власти «гасили» Галича, слава Высоцкого, наоборот, росла. Как будто кто-то специально расчищал ему дорогу. Так, в декабре 1971 года Галича исключили из Союза писателей, а в феврале следующего года — из Союза кинематографистов. Высоцкого наоборот — в апреле 72-го в Союз кинематографистов приняли (это случилось аккурат за три месяца до смены руководства в Госкино). Правда, его тогда же сняли с роли в фильме двух режиссёров-дебютантов «Земля Санникова», но утвердили в два других проекта, принадлежавших корифеям советского кинематографа из числа либералов — Александру Столперу и Иосифу Хейфицу. Плюс осенью того же года свет увидел первый твёрдый миньон Высоцкого (таких у него потом выйдет ещё три).
После исключения из всех творческих Союзов, членом которых Галич был не один десяток лет, он влачил поистине нищенское существование, спасаясь только благодаря редким полуподпольным (домашним) концертам и продажей книг из своей личной библиотеки. Высоцкий, наоборот, давал не только домашние концерты, но и колесил по стране с гастролями. Мартом 1973 года (в разгар зачистки диссидентов) датирован последний серьёзный выпад против Высоцкого в центральной прессе именно по поводу этих самых концертов, после чего как отрезало: больше центральная советская пресса, а в её лице власть, публично на артиста не нападала.
Зато одновременно с этим (в том же марте) Высоцкому выдают загранпаспорт и разрешают регулярно выезжать на Запад к жене, что чётко укладывалось в проект Кремля «разрядка» и было совместным решением Юрия Андропова (через месяц после отъезда Высоцкого к жене шеф КГБ становится членом Политбюро, приобретая ещё больший вес в партэлите) и главы союзного МВД Николая Щёлокова (тоже большого друга творческой интеллигенции, но из числа державников). Стоит отметить, что оба силовых руководителя считались ярыми антагонистами, однако в этом вопросе нашли взаимопонимание. Удивительного в этом ничего нет, если вспомнить, что в «разрядке» были заинтересованы все стороны советской партэлиты.
В начале 1974 года у Высоцкого выходит ещё два твёрдых миньона плюс он записывает диск-гигант на «Мелодии» (правда, последний при его жизни так и не появился, но ряд песен из него вышли на миньонах). Он снимается в двух фильмах, продолжает давать концерты. Галич тоже концертирует, только ему делать это становится всё труднее и труднее — власти целенаправленно выдавливают его из страны. Когда в 74-м его пригласили в Норвегию на семинар по творчеству Станиславского, ОВИР отказал певцу в визе. Ему заявили: «Зачем вам виза? Езжайте насовсем». При этом в КГБ певцу пообещали оперативно оформить документы для отъезда в любую из западных стран. И Галич, который не собирался уезжать (в одной из своих песен он даже пел: «Уезжайте! А я останусь. Я на этой земле останусь…»), вынужден был срочно паковать вещи.
Галич покинул страну 25 июня 1974 года. Высоцкий в это время был с «Таганкой» на гастролях в Набережных Челнах, где автобус, в котором он сидел, благодарные поклонники подняли на руках. Это был пик славы Высоцкого, который, собственно, и решил его судьбу. Плюс симпатии Андропова, который из двух «зол» выбирал, по его мнению, меньшее — Высоцкого, у которого социальный протест в песнях был спрятан глубже, чем у Галича. Говоря условно, если Высоцкий представлял собой романтического сопротивленца, то Галич — злого и желчного. Как восторженно писал поклонник творчества Галича Е. Эткинд: «Никто не обнаружил бесчеловечную суть советского государства, как Галич. Никто с такой афористической отчётливостью не показал того, что можно назвать парадоксом советского человека: он одновременно триумфатор и раб, победитель и побеждённый, герой и ничтожество…»
Кстати, именно за эту злость сам Высоцкий Галича недолюбливал и не только всячески избегал встреч с ним, но и не любил, когда кто-то их сравнивал. Видимо, об этом отношении Высоцкого к Галичу знали и в партэлите. И им это импонировало, поскольку там Галича в равной степени ненавидели как западники, так и державники, так как тот совершил тяжкий грех: будучи всячески обласканным властью (преуспевающий драматург, киносценарист, имеющий в своём арсенале даже премию КГБ за лучший киносценарий), прилюдно плюнул ей в лицо. В песнях своих Галич шёл, что называется, напролом, норовя ударить прямо в темя: