Почему Я? Часть 2
Шрифт:
Гелла сидела как громом пораженная. Лишь в замешательстве как-то чересчур аккуратно, с опаской крутила в руках мой браслет, так, будто это был не аксессуар, а гремучая змея. Ее потерянный взгляд все время бегал от меня к браслету и обратно.
Я ее прекрасно понимал.
Живешь себе в светлом будущем, являешься венцом творения, вся такая «трататушки-тралала», на глазах розовые очки, поэтому мир вокруг также воспринимается в розовых тонах, и вдруг перед тобой появляется человекообразная обезьяна из глубины прошедших веков и на пальцах быстренько объясняет, что не все так сладенько, как ты себе это представляешь, а тебя, такую умную и продвинутую, конкретно наебали и развели как конченую лохушку, и получается, что малообразованная человекообразная обезьяна в курсе, а ты, законченный венец творения, ни сном ни духом. Мне бы тоже от осознания этого было бы как-то не по себе.
Я решил не тянуть
– Поэтому, Гелла, предлагаю, – начал я твердо чеканить фразы, как, наверное, это делал маршал Жуков на военном совете в Кремле у Иосифа Виссарионыча в кабинете, отстаивая свой взгляд на военную доктрину, – дополнить нашу команду еще двумя умненькими ребятами из резерва и отправить нас обратно на Грелиосс для захвата звездолета целионов. Тогда мы сможем вытащить из вечности не только наших погибших ребят, но и вернуть вашему сообществу убитого целионами космонавта, а он, в свою очередь, уже расскажет все как было и что с ним произошло. Да, согласен, есть риск, и это чревато возможностью разгорания серьезного военного межгалактического конфликта между вами и целионами, но уверяю вас, если ничего не предпринимать, а как страус зарыть голову в песок, мол, ничего не слышу и ничего не вижу, поэтому ничего плохого со мной не случится, здесь не прокатит, рано или поздно громыхнет, только зло к этому времени хорошо подготовится, соберется с силами и влепит вам такой сокрушительный апперкот, от которого вы уже не оправитесь никогда. Оно отправит вас в вечный нокаут. А так мы первыми, пока они не ждут, нанесем, так сказать, превентивный, упреждающий удар и в случае удачного исхода нашей операции сумеем избежать эскалации полномасштабного военного конфликта. Потому что у вас на руках будет весь прикуп: и звездолет целионов с этой их приблудой – уменьшенной копией вашей машины времени, и показания пилота, и даже их доверенное лицо – командир исполнителей, она тоже кое-какой инфой владеет. Дальше вы сами знаете, что с этим всем добром делать и как все преподнести Создателю. Только подумайте, Гелла, – продолжал убеждать я, – мы сообща наконец сможем сделать то, о чем мечтали все живые существа с сотворения мира, – загнать Уравнителя и его слуг туда, в то место, которое изначально определил для них Создатель. Дело, конечно, ваше. Либо вы боретесь, бьетесь за все то, что является основополагающим не только для вас, но и для многих других разумных существ во Вселенной, либо сдаете участок за участком, позицию за позицией, пока не окажетесь в загоне для «опущенных», потому как зло никогда не остановится. С ним невозможно ни о чем договориться, оно никогда не будет играть по установленным правилам, потому как у него свои правила игры. Итак. Решать вам, но знайте: что касается нас, мы готовы идти до конца, нам нечего терять, – закончил я на последнем дыхании так, словно захлопнул крышку люка в башне танка, готовясь идти на таран.
Гелла еще некоторое время сидела молча. Потом резко встала, я тоже подскочил с места.
– Я поняла вас, Олег, и поняла, что вы хотели мне сказать, – вымолвила она опять абсолютно бесстрастным голосом. Лицо тоже стало непроницаемым, каменным, по нему никак невозможно прочитать, к какому выводу в конечном итоге она пришла и смог ли я ее своей зажигательной речью хоть чуть-чуть в чем-то убедить.
Гелла снова обрела свое постоянное состояние – превратилась в каменную деву, истукана, сногсшибательно красивую, но лишенную каких-либо эмоций. Куда все делось, что эмоции закончились? Это вообще что, порционное блюдо? Ведь только что передо мной сидел человек из плоти и крови, способный чувствовать и сопереживать, и вдруг – бац – как будто кто-то тумблер переключил, и вот она уже «снежная королева» – обжигающе холодная как лед, далекая и совершенно непонятная.
– От себя лично обещаю вам, Олег, что всенепременно изложу суть вашего доклада, все ваши доводы и наблюдения, – она помахала моим браслетом, – нашему координационному совету.
«Ну, вот это уже кое-что», – подумал я.
– А пока отдыхайте. До свидания.
– До свидания, Гелла.
Она повернулась и пошла прочь. Сделав два шага от стены, почему-то передумала и повернулась ко мне.
– Да, Олег, тот космонавт, погибший на Грелиоссе, его звали Алан, и… – тут наступила пауза, видимо, она размышляла о том, говорить мне что-то дальше или нет.
– И… – подхватил я, как бы слегка подталкивая ее.
– Он был моим сыном.
У нее на глазах выступили слезы. Вот тебе и каменная дева. Она ушла. А я стоял и думал. Каково сейчас ей? С одной стороны, вот оно, решение. Гелла, как я понял, занимает высокое положение и имеет сильное влияние в своем обществе, поэтому запросто может сделать все от себя зависящее, чтобы склонить координационный совет на нашу сторону. После чего мы получаем добро на проведение акции на Грелиоссе и возвращаем ей уже давно оплаканного самого родного для нее человека – ее сына. Это для нее реальный шанс. Так бы обязательно сделали высокопоставленные чиновники в наше время, и неважно, сколько бы народу при этом полегло и сколько судеб было бы разбито, но они бы cто пудов приняли волевое решение и вытащили бы свое дитя вопреки всему. И, наверное, я не имею права судить их за это. Я никогда не был отцом, не случилось в прошлой жизни, не довелось. Все время мечтал о том, что Светка подарит радость отцовства, но у нее была только одна отговорка: «Зачем нищету плодить?» А я очень хотел. Мне кажется, это здорово, ни с чем не сравнимо, когда ты берешь на руки маленького человечка, плоть от плоти себя, чувствуешь, как он доверчиво прижимается к тебе, его теплое чистое дыхание согревает твою душу. Ты безумно рад от того, что слышишь каждое утро, как он просыпается, и каждый вечер, укладывая его в кроватку, – как он, счастливо улыбаясь, засыпает под твоей защитой, как он задорно смеется, как растет, а ты вместе с ним заново познаешь мир. Быть ему во всем надеждой и опорой. Думаю, я бы порвал себе жилы, но сделал бы так, чтобы моего ребенка обязательно спасли. Но здесь совсем другое общество, совсем другие люди, и они воспитаны так, чтобы всегда ставить общественное выше своего, личного. Расхожее выражение «Своя шкура ближе к телу» – это не про них.
Приходя к какому-нибудь решению или вынося какой-то вердикт, им нужно все тщательно взвесить, быть полностью беспристрастным, знать, не навредишь ли ты своими действиями остальному сообществу в целом и каждому в отдельности. Думать прежде всего обо всех, а не только о своем – таковы догмы и каноны людей из будущего, ну, наверное, и слава Богу, что так. Только вот не знаю, согласится ли остальной их мир с моими доводами.
В комнату ворвался мой экипаж, им уже невмоготу было ждать. У всех в глазах один и тот же вопрос.
– Ну, что скажешь? – спросила за всех Аня.
Я еще не отошел мысленно. Прорабатывая наш с Геллой разговор, находился, так сказать, на своей волне, в глубокой задумчивости. Поэтому машинально, не вникая в суть, произнес любимую фразу моего приятеля Сашки, когда ему задавали такой вопрос: «Что скажешь?»
– Что скажешь, свой достать иль ты покажешь?
Правда, Сашка за это никогда не получал по фейсу, ну, во всяком случае, о таком исходе никогда не слышал, а вот мне тут же, не отходя от кассы, прилетело. Звонкая увесистая оплеуха моментально привела меня в чувство. Щека зарделась и запылала как обожженная. Ручка у девушки Ани тяжелая.
– Ты что, вконец очумела? – поинтересовался я, потирая ушибленную щеку.
– Это ты со своими сильно подержанными шлюхами будешь упражняться в словесности, а с порядочными девушками будь добр разговаривать так, как того требуют правила приличия, – назидательно сказала она и подула на свою слегка припухшую ладонь, видно было – приложилась от души, не жалея.
– Кстати, давно хотела это сделать, – подленько, но с чувством глубокого удовлетворения, ухмыляясь, обронила блюстительница свода правил приличий и воительница за нравственность в придачу Аня.
– Очень рад, Анечка, что доставил тебе, как порядочной девушке, такое незабываемое удовольствие, – расшаркался я в вежливом поклоне.
Андрюха закатил глаза к небу и сочувственно развел руками. Я воспринял это как акт сострадания. Больше меня никто не пожалел.
– Может, хватит уже?! – прокричала Алина. – Что конкретно сказала Гелла?
Девчонка была на грани истерики. Поэтому я подошел к ней, ласково обнял за плечи и начал говорить доверительно тихим вкрадчивым голосом, как с больным ребенком:
– Все в порядке, Алин. Гелла на нашей стороне, но нужно некоторое время, чтобы скоординировать дальнейшие действия.
– Сколько ждать? – она глядела на меня с надеждой.
Думаю, недолго. Она не одна решает. Ты же сама понимаешь, вопрос очень серьезный, но все будет тип-топ. Обещаю. Она мне сама намекнула.
Я выдавал желаемое за действительное не потому, что боялся Аниных угроз, хотя их тоже не стоило сбрасывать со счетов, но дело все-таки не в этом. Мне очень хотелось хоть немножко успокоить Алину, не находящую себе места и съедающую себя изнутри. Ради этого я слегка привирал. Ну, хорошо… откровенно врал, но я правда искренне верил в то, что говорил сейчас Алине. Почему-то после беседы с Геллой мне казалось, что кураторы все-таки согласятся с нашими доводами и пойдут на эту аферу. Про себя я мог смело называть вещи своими именами. «Ну а если нет, если не пойдут?» – с тревогой поинтересовался внутренний голос.