Почерк дракона
Шрифт:
Справа кто-то невнятно крикнул.
– Чтобы не порвалось, – пробормотал Шатов и ударил еще раз.
Справа что-то мелькнуло. Возле самого лица.
– Драться? – поинтересовался Шатов, чувствуя, что мозг захлестывает багровая ярость. – Драться?
Потом все смазалось. Два или три удара Шатов пропустил, но не обратил на это внимания. Рука скользнула по плечу Шатова, он перехватил ее, вывернул и ударил ею себя по колену, словно ломая хворост.
Хруст и крик. Вопль боли.
Кто-то попытался схватить Шатова сзади, за шею. Удар локтем, вслепую. Горло отпустили.
Снова тень слева, и Шатов, не целясь, ударил кулаком. Туда, где могло быть лицо. Костяшки пальцев больно ударились обо что-то твердое.
Тень не упала. Шатов зацепил ее руками за волосы, рванул книзу и дважды ударил о колено.
Что-то чавкнуло, будто лопнувший помидор.
И тишина.
Шатов прижал руки к лицу. Сердце колотилось где-то в горле, его грохот отдавался в ушах.
Спокойно.
Куда подевались остальные? Или он вырубил всех?
Шатов присел. Один лежит. Второй. А было их четверо…
Сзади послышался хруст веток и невнятный вой. Шатов резко обернулся. Все в порядке. Это отступающие силы противника. Изрядно помятые.
Один из лежащих застонал.
– Курить – вредно! – сказал Шатов. – Очень вредно. От этого потом болит… От этого все что угодно может болеть.
Прогулка закончена, можно просто брать сумку и нести Васе пиво.
Шатов потер лоб.
А ведь он мог сейчас убить. И рука не дрогнула бы. Не повезло ребятам. Не вовремя они сунулись к Шатову. Еще вчера он бы сделал все, чтобы не связываться с четырьмя накурившимися тинейджерами.
Шатов нашарил сумку с бутылками.
Пошли. Все нормально, пошли.
– Пошли! – Шатов понял, что сказал это вслух, и хмыкнул.
День у него сегодня такой.
Снова застонал один из лежащих. Завозился, шурша травой и листьями.
Можно было бы добавить ногой, отстраненно подумал Шатов. Чтобы урок получился немного предметнее. От всей души, с носка, в рожу…
Потом. Сейчас нужно просто идти к Васе. Он, наверное, заждался пива. Сейчас и пойдем. Нужно только немного отдышаться.
Действительно, сявота совсем совесть потеряла.
Шатов подошел к подъезду. Дверь удалось открыть со второй попытки. Когда дверь захлопнулась, Шатов прислонился к ней спиной и закрыл глаза.
Открыл глаза и посмотрел на свой правый кулак. Ссадины кровоточили.
Когда это он дрался последний раз?
Лет пять назад… Нет, в прошлом году, летом, пришлось в баре подписаться за Бореньку. Но там все было немного проще. Выпившие коллеги, решившие объяснить Бореньке Дмитриеву основы журналистской этики. Очень интеллигентная драка до первого нокаута…
Шатов еще раз посмотрел на кулак. После того удара ссадин не было. Рожа Капустина была помягче.
Хорошие воспоминания. Приятные. Набить рожу Капустину всегда приятно. А завязываться с накурившимися идиотами – глупо. И еще глупо расшибать им физиономии о свое колено.
На джинсах имело место пятно совершенно определенного происхождения.
Блин, нужно срочно застирать.
И зашить рубаху…
Шатов судорожно сглотнул. На рубахе, слева, под нагрудным карманом, зиял разрез, сантиметров двадцать в длину. И сквозь него ясно была видна царапина. Просто тонкая красная полоска.
Достали самым кончиком лезвия. Кончиком остро наточенного лезвия.
А он не мог вспомнить, в какой именно момент его ударили ножом. Не заметил.
Комок застрял в горле, и никак не хотел проглатываться.
Шатов подошел к двери, обитой черным дерматином, и дважды нажал на кнопку звонка.
…-Ты козел, Шатов, – не оборачиваясь от компьютера сказал Некрофил.
– Козел, – сразу же согласился Шатов, – где подписаться?
– То, что ты козел, и так всем понятно. Какого черта ты полез в драку? Пыру захотел схлопотать под ребро?
– Не знаю, – честно признался Шатов, – как-то само собой…
– Само собой, – пропел Вася, – само собой. У меня есть знакомый – психоаналитик. Хочешь, познакомлю?
– На хрена?
– А он тебе постарается объяснить, что подсознательная тяга к смерти есть штука опасная, хотя и не всегда смертельная. Забудешь, скажем, отойти с пути трамвая, а он тебя не до смерти переедет. Ножки там по колено оттяпает, ручку одну-другую… А там, глядишь, «скорая» поспеет, и врач дежурный окажется не совсем пьяным и сгоряча тебе жизнь спасет. И будешь ты лежать живой, но некомплектный, со своей нереализованной тягой к самоубийству, – Вася наконец соизволил краем глаза посмотреть на Шатова, сидевшего на диване. – Дать телефончик психоаналитика?
– Обойдусь, – бросил Шатов.
Его начинало колотить. Пальцы дрожали, лицо время от времени словно сводило судорогой. Он боялся, что голос тоже дрожит.
– Они, видите ли, обойдутся! – Вася отхлебнул пиво прямо из бутылки. – Все так, между прочим, говорят. А потом – бац, суицид. Или вот еще, подавишь в себе тягу к самоубийству и начнешь мочить окружающих. Мировая практика просто напичкана такими случаями…
Шатов сжал кулаки и закрыл глаза. «Не тяни, мужик…» Хруст кости… тень, боль в руке, хлюпающий звук удара… А он даже не заметил, что там был нож.
Как бы это выглядело? Что бы он почувствовал? Ему стало бы больно?
Или просто толчок, а потом уже, потом, когда осознало бы рану, пошла боль? Он бы упал сразу или еще стоял бы, пока эти сволочи не свалили его на землю?
Внезапно запекло слева, под грудью. Там, где осталась тонкая красная полоска. Перехватило дыхание. Шатова согнуло вдвое, будто и вправду нож вошел в тело. Огненный клинок.
Раскаленное лезвие легко рассекло грудь и уперлось в сердце. Медленно приблизилось к лихорадочно пульсирующему комку страха. Медленно. Очень медленно. Жар, исходящий от ножа, коснулся сердца. Больно…