Почерк зверя
Шрифт:
Глаза открыть все же пришлось.
Нагая эльфа гибко потянулась, и встала.
— Здесь рядом ручей. Давай наперегонки!
Ким стрелой взлетел на ноги, и бросился бежать, хохоча во все горло. Он был счастлив.
К костру они вышли одновременно с разных сторон — Алиссара, ни на миг не выпускающая руку Коальхэна, и Дианари, откровенно обнимающая Киммериона за талию.
Все вместе позавтракали — Рагдар нашел каких-то фруктов, а Вега, решивший из уважения к богине воздержаться от охоты, нарезал ломтиками копченое мясо из дорожных запасов. Янатари вскипятила воду, и заварила травяной чай.
Когда все поели, Дианари поднялась.
— Пора прощаться, — тихо сказала она. Обернулась к Киммериону, посмотрела ему в глаза — и поцеловала.
Горечи от разлуки почему-то никто не испытывал. Может, благодаря тому, что слишком хорошо было ночью и утром, чтобы омрачать это чувство болью прощания, а может, об этом позаботилась богиня…
Наконец, Коальхэн оторвался от Алиссары, и отошел за спину Лиаласы. Саннаиль последовал за сыном.
— Я не говорю «прощайте» — мы еще встретимся с вами, — негромко проговорила Дианари. — Поэтому — до свидания. Удачи… и храни вас звезды!
Трое эльфов растаяли в воздухе.
Алиссара поднялась на ноги.
— Вега, пожалуйста, возьми это, — она протянула даргелу конверт. — Передай Александру. Я многое осознала за последний месяц. Ему стоит об этом знать. Удачи вам. Я не прощаюсь — просто на всякий случай.
Она подозвала уже оседланного коня, и спустя минуту скрылась за деревьями.
Через полчаса Вега, Киммерион, и Рагдар тоже покинули поляну, и вскоре выехали на тракт, ведущий мимо Хайклифа в Мидиград.
Глава XVI — Большее добро
Если бы кто-нибудь спросил ее, куда она идет, как давно, откуда, и с какой целью, странница, наверное, просто улыбнулась бы, и непонимающе пожала плечами. Она не думала ни о чем — просто шла вперед, временами ложась на траву, мох, или камни, и часами глядя в беззвездное небо.
Пейзаж вокруг не радовал разнообразием — одинаковые поля сменялись одинаковыми лиственными или хвойными лесами, леса — степями и горными плато при полном отсутствии гор, прямые реки — озерами в форме правильного эллипса, а симметрично извивающиеся дороги — такими же симметрично расположенными холмами идеальной формы и одной высоты.
Не нуждаясь ни в пище, ни в воде, ни во сне, странница просто шла вперед — может, день, может, год, может, век, а может, всего мгновение. Иногда ложилась — но не ради отдыха, и не для того, чтобы любоваться небом, а просто так, как и шла вперед. Она даже не знала, есть ли на ней одежда — просто не задумывалась над этим, как и ни над чем другим.
Внезапно она остановилась. Что-то вокруг изменилось — неуловимо, как дуновение слабейшего ветерка в знойный полдень. Что-то, чему странница уже не знала — или забыла — название. Что-то, что некогда было очень важным — а теперь, как и все остальное, потеряло всякое значение.
И только спустя вечность неосознанных попыток почувствовать , она поняла — в этом псевдо-мире появилось нечто живое. Дорога, по которой она брела, неожиданно вильнула, а дальше пошла прямо, не совершая аналогичного изгиба в противоположную сторону. Холм слева оказался ниже холма справа, а перед одним из этих холмов виднелся третий — при том, что с другой стороны он по-прежнему был один. Кромка леса вдалеке изогнулась, лишившись идеально округлой формы. Подул легкий ветерок, а на небе появились рваные облака разной формы и размера.
Она почти смогла удивиться произошедшей с миром метаморфозе. Почти…
Ночь выдалась непривычно длинной — а может, лишь показалась такой. Просто в тот момент, когда она ждала рассвета, солнце не встало из-за горизонта, и небо ни на йоту не посветлело — хотя время уже пришло.
Дорога, петляя, поднялась на пригорок, и затейливой змейкой заструилась в низину. Добравшись до самого верха, странница остановилась, ее взгляд был прикован к невозможной здесь картине.
У подножия холма, футах в двухстах от дороги, горел костер. У костра сидел человек.
В глубине сознания пробудилось забытое уже чувство любопытства. Она не ведала страха, просто не понимая, что чего-то надо бояться, да и вообще не осознавая существование такого понятия, как страх. Потому странница спокойно пошла вниз, сойдя с дороги, и идя напрямую к костру.
Ему на вид было лет тридцать, может, чуть больше. Длинные каштановые волосы стянуты в перехваченный шнурком хвост, кое-где темные пряди прорежены сединой. Чуть раскосые умные глаза смотрят с какой-то затаенной печалью, и почти неодобрением.
— Что же ты делаешь, котенок? — грустно проговорил он, окинув странницу долгим пронзительным взглядом.
— Я? Иду, — не удивилась та. — А что?
— Куда ты идешь? Зачем? Ты никогда не задавала себе такого вопроса? Кто ты, и зачем ты? Для чего — ты? — он поднял голову, вглядываясь в лицо собеседницы.
— Не задавала. А зачем? Я же просто иду. Позволишь посидеть у огня?
Он тяжело вздохнул.
— Садись.
— Поговори со мной, — вдруг попросила она, с интересом изучая человека.
— О чем?
— Не знаю. О чем-нибудь. Ты же все знаешь, не так ли?
— Не совсем так, но близко. Ты угадала, или все же не потеряла способности видеть то, что есть на самом деле?
— О какой способности ты говоришь? Я не понимаю.
— Ты совсем ничего не помнишь, — он грустно покачал головой. — А я надеялся, ты серьезно обещала мне в свое время, что понимаешь, на что соглашаешься, и не отступишься, что бы ни случилось. Выходит, ты лгала мне?
— Я никогда не лгу! — возмутилась странница.