Почерк зверя
Шрифт:
— Потерпи чуть-чуть, — умоляюще прошептал он. — Совсем немного, Арна скоро будет здесь, она сможет тебе помочь…
— Поздно, — улыбнулся Грифон. — Талеанис… убей Левиафана. Ты можешь это сделать. Убей Левиафана!
Он вздрогнул всем телом, на миг превратившись в напряженную до предела тетиву — и обмяк, закрыв глаза.
Около минуты Мантикора, оцепенев, смотрел на друга. Потом со страхом прижал пальцы к его шее, и облегченно выдохнул, ощутив еле заметное биение под кожей. Вскочил, глядя в сторону замка — и чуть не рассмеялся, увидев, что с холма к воротам городка несутся трое… нет, четверо всадников! Талеанис подхватил на руки показавшееся невероятно легким тело Гундольфа, и бросился вниз.
— Открыть ворота!
Приказ выполнили мгновенно — жители уже привыкли за эти дни беспрекословно слушаться как рыцаря, так и полуэльфа.
Едва ворота открылись, как на площадь перед ними влетели три взмыленные лошади. Мантикора даже испытал нечто вроде удивления — как они смогли преодолеть ловушки, ведь никому, кроме защитников деревни, не было известно об их месторасположении? Но он почти сразу вспомнил, что Арне порой совершенно невероятным образом сопутствовала удача, оберегая ее там, где, казалось, не спасет никакое везение.
Орогрим спешился первым, подбежал к лошади Эстиса, осторожно принял из рук графа Арну — девушка открыла глаза.
— Где… Гундольф? — прошептала она.
Орк прижал сестру к себе, и почти мгновенно оказался рядом с распростертым на земле рыцарем. Краем глаза отметил загоревшуюся в глазах стоявшего рядом Мантикоры надежду, и помог Танаа опуститься на землю возле умирающего.
Еще никогда ей не приходилось выдерживать таких битв с самой собой. Почти все ее существо, вся ее душа молила только об одном — о смерти! Но Арна раз за разом повторяла про себя слова Рааниста, и думала о Гундольфе, который погибнет без ее помощи — и пока что ей удавалось преодолевать всепоглощающее желание умереть.
Где- то на самом краю сознания вспугнутой птицей билась мысль, что она что-то упускает, что в ее состоянии есть нечто неестественное, что что-то происходит неправильно — но эмоции были слишком сильны, чтобы девушка могла мыслить логически и анализировать происходящее.
Танаа протянула руку, положила ее на лоб рыцаря, вслушиваясь в его состояние — и поняла, что тот уже почти мертв. Слишком велико было энергетическое истощение — он выжал себя до капли, вложив в заклинание, которое так и не потребовалось, всю магическую энергию, и почти всю жизненную. Того, что оставалось, не хватало даже на поддержание существования, да и эти крохи стремительно покидали умирающего.
Арна закусила губу. Хватит на сегодня смертей… Поток чистой Силы, видимой, и почти ощутимой физически, хлынул из ее ладоней ко лбу и к сердцу Гундольфа, переливая в него все, что только могла.
Впоследствии никто не мог сказать, сколько времени прошло — все в оцепенении стояли, глядя на лучи света, свободно исходящие из ладоней девушки, и окутывающие неярким сиянием тело рыцаря.
Поток иссяк неожиданно. И так же неожиданно Танаа вздрогнула — и сползла на землю.
Она была еще в сознании. Жгучей болью обжигало раненое плечо, расползался по телу яд — ей было уже все равно. Арна чувствовала, что умирает — и радовалась этому. Она все равно не смогла бы жить с тем, что совершила.
Вокруг бегали люди, кто-то подхватил Гундольфа, Орогрим поднял сестру, обоих перенесли в дом Эстиса. У лекаря прибавилось хлопот… Он выгнал из дома всех, кто ему мешал — то есть, всех, кроме пациентов, заявив, что если что-то изменится — он сообщит, " а пока что нечего тут "…
Змей готов был так и сидеть у дверей, ожидая хоть каких-то новостей, и орк полностью его поддерживал — но примчался разозленный Мантикора, наорал на обоих, зло бросил, что пока они тут сопли распускают, некоторые вешаться собрались, и вообще — все, что осталось от графства, на ушах стоит, пока его светлость изволит капризничать. Пристыженные, мужчины занялись делами — а дел было много. К полуночи, уже валясь с ног от усталости, Эстис, Грим, и Талеанис вернулись к дому графа в деревне — к ним вышел уставший не меньше их лекарь.
— Молодой человек полностью здоров — даже явно недавние раны затянулись почти без следа. Пока что он спит, и спать будет еще очень долго — ему нужно восстанавливать силы.
— А моя сестра? — встрял Орогрим.
Лекарь смерил его странным взглядом — как ни крути, а здоровенный зеленокожий меньше всего походил на брата Арны.
— Девушка в коме. С ядом мне удалось справиться, рана тоже больше не представляет опасности… она должна была уже придти в себя, но почему-то не приходит. Я сделал все, что в моих силах, теперь надо только менять повязки и давать ей некоторые травы. Я не знаю, почему она в коме.
— Но ее состояние… не ухудшается? — осторожно поинтересовался Эстис, прекрасно знавший лекаря, и его нелюбовь давать отрицательные прогнозы.
Тот немного помолчал.
— Она медленно, но верно умирает. Понятия не имею, почему — яд я вывел, а рана сама по себе хоть и опасна, но не смертельна. Критической кровопотери удалось избежать. Я не понимаю, почему она умирает, — повторил он. — Единственное, что могу предположить — девушка сама не хочет жить. Возможно, ей пришлось перенести слишком сильную… психическую травму? Ну, Птица был… в общем, он любил женщин помоложе, и… может быть… — врач замялся, не решаясь высказать предположение об изнасиловании при этом ужасном орке, который даже услышав одни только намеки, уже сжал кулаки так, что если бы пальцами одной из рук он сжимал, например, шею доктора… Лекарь непроизвольно потер горло.
— Исключено, — бросил Эстис. — Она все время была с нами, не считая последних двух часов.
— А эти два часа она провела в присутствии меня, — мрачно проговорил Орогрим. — Так что Птица, хоть и очень этого хотел, но сделать ничего с ней не успел.
— Возможно… Скажите, она же маг?
— По ее словам — нет, — ответил орк. — Но я знаю, что она может лечить, как-то воздействовать на чужое сознание, знать, что чувствуют и о чем думают другие…
— Может, псионик? — предположил лекарь. Грим пожал плечами.
— Я не знаю, что такое псионик. Но мне она говорила, что действует похоже на то, как действуют наши шаманы, только сильнее.
— У нее, конечно, может быть чрезмерная потеря энергии… — доктор задумчиво потрепал жидкую бородку. — Но что-то не очень похоже. Она просто почему-то не хочет жить, и если ее не… — он на миг замялся. — Если ее не брали силой, то я даже предположить не возьмусь, почему. В общем, господа, отправляйтесь спать. Вы меня в качестве пациентов совсем не интересуете, тем более, что я понятия не имею, как лечат орков. Идите спать. Если что-то изменится, я вам сообщу.