Почтальон всегда звонит дважды. Двойная страховка. Серенада. Растратчик. Бабочка. Рассказы
Шрифт:
В его жизни произошло большое событие.
Я застал ее одну, когда уже подходило время ужина. Он пошел наверх умыться, и мы остались на кухне одни.
— Ты думала обо мне, Кора?
— Разумеется. Тебя я бы так быстро не забыла.
— Я все время думал о тебе. Как поживаешь?
— Я? Нормально.
— Я звонил тебе несколько раз, но все время брал трубку он, а я боялся с ним говорить. Мне удалось подзаработать.
— Да, я рада, что тебе повезло.
— Я заработал, и тут же все спустил. Я думал, что мы могли бы с этого
— Я тоже хотела бы знать, куда деваются деньги.
— Ты вправду думала обо мне, Кора?
— Ты же знаешь, что да.
— По твоему поведению не видно.
— Мне кажется, я веду себя нормально.
— Поцелуешь меня?
— Сейчас будем ужинать. Тебе бы нужно освежиться, прежде чем садиться за стол.
Вот так это было. Весь вечер.
Грек опять принес свое сладкое вино и перепел уйму песен, а мы сидели рядом, и по поведению Коры вы бы сказали, что я как раз тот парень, который работал у них когда-то, но она уже забыла, даже как его зовут. Паршивее возвращения к домашнему очагу вы в жизни не видели.
Когда подошло время ложиться спать, я подождал, пока они уйдут наверх, а сам вышел на улицу, чтобы поразмыслить, стоит ли оставаться и начинать все сначала или поблагодарить ее за все и попытаться забыть о ней.
Я ушел довольно далеко, причем сам не знаю, куда и как, но тут услышал, что в доме ссорятся. Я повернул обратно и, когда подошел ближе, начал разбирать слова. Она кричала как бешеная, чтобы я немедленно убирался из дому. Он что-то бормотал о том, будто хочет, чтобы я остался и помогал ей и дальше. Он пытался ее утихомирить, но я-то понимал, что она так кричала для того, чтобы я ее слышал. Будь я в своей комнате, как она думала, я слышал бы все совершенно четко, но и так я наслушался предостаточно.
Они наконец умолкли. Я проскользнул в кухню, стоял там и слушал. Но больше не услышал ничего, потому что был совершенно разбит и единственный звук, который я мог различить, — это стук моего собственного сердца. Мне показалось, что сердце стучит как-то странно, и тут я вдруг понял, что это стучат два сердца, потому-то и звук такой странный.
Я включил свет.
Она была в красном кимоно, белая как мел, и не сводила с меня глаз, держа в руке длинный тонкий нож. Я отобрал его. Когда она заговорила, шепот ее звучал как змеиное шипение:
— Почему ты вернулся?
— Потому что должен был вернуться.
— Нет, не должен. Я бы как-нибудь с этим справилась. Я старалась забыть тебя. А ты вернулся.
— С чем бы ты справилась?
— С тем, для чего он ведет свой альбом с вырезками. Чтобы показывать его своим детям! Теперь он их хочет. Хотя бы одного, и поскорее.
— Так почему ты не ушла со мной?
— А зачем? Чтобы спать в товарных вагонах? Зачем мне уходить с тобой? Ну скажи мне.
Мне нечего было ей сказать. Я подумал о тех двухстах пятидесяти долларах, но что толку говорить ей о том, что еще вчера у меня были деньги, а сегодня я спустил их «от борта в лузу»?
— Ты никчемный человек. Я это знаю. Ты просто ничтожество. Почему ты не уберешься? Почему ты вообще сюда вернулся? Почему ты не оставишь меня в покое?
— Послушай. Потяни еще немного с этим ребенком. Потяни время, и, может быть, мы что-нибудь придумаем. Я ничтожество, но я люблю тебя, Кора. Клянусь!
— Ты клянешься, ну и что ты собираешься делать? Он берет меня в Санта-Барбару, чтобы я согласилась завести ребенка, а ты — ты поедешь с нами! Будешь с нами в одном отеле! Поедешь с нами в машине! Ты просто…
Она замолчала. Мы стояли, глядя друг на друга.
Мы втроем в автомобиле. Мы оба знали, что это значит.
Медленно, шаг за шагом мы приближались друг к другу, пока не соприкоснулись.
— Ах Боже, Фрэнк, неужели для нас нет другого выхода?
— Не знаю. Ты только что собиралась пырнуть его ножом.
— Нет. Это было для меня, Фрэнк. Не для него.
— Кора, это судьба. Мы пробовали все, что можно.
— Не хочу жирного греческого ублюдка, Фрэнк. Просто не хочу. Единственный человек, с которым я хотела бы иметь детей — это ты. Если бы ты был приличным человеком. Ты умница, но все равно ты ничтожество.
— Я ничтожество, но я люблю тебя.
— Да, и я люблю тебя.
— Как-нибудь отговори его. Хотя бы на эту ночь.
— Хорошо, Фрэнк. Хотя бы на эту ночь.
Глава 7
— Ну, они у вас и весельчаки, а?
— По-моему, даже слишком.
— Так не пускайте их за руль, миссис. Тогда хоть ничего не случится.
— Надеюсь. Не нужно бы с этими пьяницами никуда ездить, я знаю. Но что я должна была делать? Я сказала, что не поеду с ними, так они заявили, что поедут сами без меня.
— Еще сломают себе где-нибудь шею.
— Вот именно. Так уж лучше я поведу машину. Ничего другого не остается.
— Человек никогда не знает, что лучше. С вас за бензин доллар шестьдесят. Масло в порядке?
— Думаю, да.
— Спасибо, миссис. До свидания.
Она снова села за руль, а мы с греком продолжали петь и буянить. Это был первый акт разыгранной нами с Корой пьесы. Я должен был быть пьян, что избавляло от подозрений в способности совершить обдуманное преступление. На этот раз убийство должно было быть таким простым, чтобы даже не походить на убийство. Обыкновенное дорожное происшествие с пьяницами, с бутылками спиртного в машине — словом, со всем, что требуется. Само собой, что, когда я приналег на бутылку, грек тут же присоединился, так что я скоро довел его до нужной кондиции. Мы остановились заправиться, чтобы был свидетель, как она расстроена и устала, потому что все время была за рулем и не могла выпить.