Почтенное общество

D. O. A.

— А все, что касается средств массовой информации, нужно Герену.

— Ты все правильно понял. Но не этим кормится моя газета. Разве что ядовитый абзац об опасных связях Герена в статье более общего толка.

Нил молча что-то пишет в блокноте.

— Если наследница Пико-Робера продаст свои медиаактивы, у нее будут большие бабки.

— Немаленькие.

— И что она с ними будет делать?

— Хороший вопрос. Может быть, воспользуется послевыборными распродажами. Если, конечно, Герен выиграет, что более чем вероятно. Новые французские правые любят разбазаривать

капиталы своих избирателей.

— Может быть, они и собрались поговорить об этом?

— Возможно.

— Это вылезало во время предвыборной кампании?

— Нет, ни разу. — Кук внимательно разглядывает своего собеседника. — Скажи, а тебе не хочется поработать на меня, провести расследование, накопать что-нибудь? На договоре, для моей газеты. Тебя все примут с распростертыми объятиями. Знаешь, в Лондоне о тебе до сих пор вспоминают.

Нил несколько секунд не отрывается от своих записей, потом поднимает голову:

— Не соблазняй меня, это нечестно по отношению к старому журналисту, который, как я, приближается к концу своей жизни. Я потерял хватку. Почти двадцать лет ссылки в колонке ресторанной критики дают о себе знать. И потом, мне нужно найти Сеф.

Через сорок пять минут Нил Джон-Сейбер и Кук выходят из ресторана и расстаются на улице. Кук улыбается:

— Не думай, я тебя не оставлю. Чем больше я думаю о твоем возвращении, тем привлекательнее мне кажется эта мысль. Но прежде всего Сеф.

Нил делает неопределенный жест рукой и быстро удаляется в сторону площади Звезды, метро, «Мезон-Альфор». По дороге он задерживается у газетного киоска, покупает «Геральд трибюн», чтобы посмотреть, что пишет сейчас Кук, — из чистого любопытства, конечно, и вечерний выпуск крупной ежедневной газеты. Листает, находит рубрику «Общественная жизнь». Если полиция разыскивает Сеф в качестве свидетельницы, может быть, он выяснит, свидетельницей чего она могла быть. Ничего особенного. Нил пробегает глазами статью за подписью Пьера Моаля, повествующую об убийстве майора Субиза, полицейского, работавшего в службе безопасности Комиссариата по атомной энергетике, места стратегической важности. Если верить источникам, близким к следствию, полиция, возможно, напала на след группы экотеррористов.

Старый журналист морщится. По собственному опыту он знает: все, что касается ядерных исследований, представляет собой источник неприятностей. Однако его успокаивает, что он не нашел ничего, что могло бы касаться его дочери.

— Интересный малый, этот наш Нил Джон-Сейбер…

День только перевалил за полдень, и Парис с Перейрой одни в конторе.

Перейра поднимает голову от обзора, который он изучает.

— Прежде чем заделаться ресторанным критиком, он был военным корреспондентом. В основном на Ближнем и Среднем Востоке. Любитель арабской культуры, судя по всему, прекрасно говорит на этом языке. По крайней мере так пишет Интернет. Английский я основательно подзабыл, но, если верить статьям, которые я нашел, — его и других людей, — о нем во время расцвета его работы по ту сторону Ла-Манша были высокого мнения. Он прославился во время дела об израильской атомной бомбе.

Вроде был одним из тех, кто обнаружил ее существование. Знаешь эту историю?

Перейра отрицательно качает головой.

— Ну, напрягись, они даже нашли парня в Израиле, который был готов дать показания о ее существовании. Парня потом арестовали, запихали в тюрягу и заставили молчать. О нем вспомнили не так давно.

— Да, вроде что-то знакомое. Какая связь с нашим подопечным?

— Никакой. Разве что, прежде чем окунуться в свою полуанонимную ресторанную критику, он был весьма известным человеком. Про него даже пишет Википедия.

— Ну а теперь он где, видал? Можно позавидовать.

— Его жена погибла во время теракта в Ливане. Их дочери, пресловутой Сефрон, едва исполнилось два года. После этой трагедии он все бросил и стал заниматься девочкой.

— Да уж, фуа-гра и дорогие вина значительно безопаснее.

Парис не оценил легковесной иронии своего заместителя. Джон-Сейбер заслуживает большего, он это чувствует, знает. Нетипичный жизненный маршрут, востребованный — и неожиданно резко изменяет направление собственной жизни. Мужик вовсе не так прост, как тот потерянный папаша, которого они видели вчера вечером. Дочка замешана в истории, касающейся французской атомной энергетики. Папаша прославился, стараясь раскрутить сюжет в той же сфере деятельности у израильтян. Случайность?

Перейра, который не видел, что шеф по-прежнему погружен в свои мысли, решает продолжить размышления:

— А кстати о журналистах, есть некий Пьер Моаль, который отметился у нас в службе приема сегодня утром. Хотел поговорить с нами… Ты слушаешь, нет?

Парис возвращается на землю:

— Кто хотел с нами поговорить?

— Один журналист по фамилии Моаль.

— Он хотел поговорить о чем?

— О Субизе.

— Ну и что?

— Я его послал.

Полицейские обменялись улыбками.

— Но вид у него был такой, будто он хорошо осведомлен. И вроде бы приятельствует с группой Лёвассёра.

— Думаешь, информация оттуда?

Перейра пожимает плечами:

— Не знаю, но эти лёвассёровские парни много треплются.

— Я получила первые результаты экспертизы, вам это интересно? — Анж Баллестер входит в кабинет с кипой бумаг в руках.

— Давай. — Парис встает из-за стола и направляется к холодильнику, где стоит купленное вскладчину пиво. — Хочешь бутылочку?

Судопроизводитель отрицательно качает головой.

Совсем как Перейра.

— Мы тебя слушаем.

— Итак, что касается Субиза… Дверь в квартире была взломана, но тот, кто это сделал, спец по замкам. Чистая работа. Отпечатки пальцев на обнаруженном в кабинете кухонном ноже принадлежат жертве. Мы так и думали. Впрочем, вскрытие утверждает, что смерть произошла вследствие сильного удара левым виском об угол твердой поверхности. В качестве орудия преступления выступил угол стола. На теле, однако, найдены множественные гематомы, возникшие, по всей видимости, от сильных ударов. Один — в печень — был весьма чувствительным. То же самое касается перелома носа и запястья. Отделали его со знанием дела. Поработали на славу.