Почти что сломанная жизнь
Шрифт:
Его ладонь ложится мне на щеку, большой палец нежно поглаживает кожу скулы. Его тело выгибается рядом со мной.
– Ладно, - говорит Доминик, прислоняясь лбом к моему.
– Я хотел бы, чтобы родители, наконец, познакомились с тобой.
– Целует меня в щеку, беря за руку.
– Окей, - бормочу я, пока мы выходим из комнаты
Как только заходим опять в гостиную, мама Доминика заключает меня в сильные объятия и шепчет извинения:
– Мне так жаль, Эйлин. Эта женщина - сама мерзость. Я впервые видела ее такой. Не
– Она сильнее обнимает меня, а потом отступает на шаг. Чтобы посмотреть на меня.
– Пожалуйста. Прости нас. Мы действительно не знали.
– Пожалуйста, миссис Шрайвер, не извиняйтесь, в этом нет вашей вины.
– Зови нас Дорис и Джон.
– Она протягивает руку своему мужу, отцу Доминика.
Джон выходит вперед и пожимает мне руку.
– Приятно познакомится, Эйлин, - говорит он, выглядя при этом немного сконфуженно.
Я быстро проверяю свои волосы и понимаю, что мое правое ухо открыто, и из-за этого Джон чувствует себя неудобно. Привожу волосы в порядок так, чтобы откушенное ухо не было видно и поворачиваюсь к Доминику.
– Оскар еще не появлялся?
– спрашивает он, заполняя неловкую паузу.
– Нет, он звонил и сказал, что опаздывает, и просил начинать обед без него. Сказал, что к пирогу будет здесь, - говорит Дорис.
– Пойдемте, дети, начнем обедать.
Джон знаком приглашает Доминика и меня идти вперед и тихо следует за нами.
Из всех комнат, что я видела в этом доме, столовая декорирована наиболее спокойно и красиво.
Доминик выдвигает для меня стул, я сажусь, и он садится рядом со мной. Джон и Дорис располагаются напротив нас и все еще выглядят взволнованно от того, что выяснилось этим вечером.
Чувствую себя выставленной на обозрение. Как будто мне надо произвести на них впечатление, но могу также сказать: они достаточно тихие люди.
– Расскажи нам, Эйлин, чем ты занимаешься?
– невинно спрашивает Дорис.
– Хм, я больше не работаю, - мягко отвечаю я, в надежде, что она не спросит «почему».
Рука Доминика у меня на бедре напрягается и, посмотрев на него, я вижу, что он улыбается мне.
– Доминик говорил, вы живете недалеко от него, - говорит Джон, когда их дворецкий ставит передо мной белую тарелку. На ней круглая розоватая горочка.
– Да, он живет всего в нескольких минутах от меня.
Смотрю на Доминика в ожидании, пока он скажет мне, что это такое.
– Это тартан из тунца. Мой любимый, - шепчет он.
Берусь за вилку, попробовать. Довольно изысканно и вкусно. С удовольствием ем это.
– Вы когда-нибудь путешествовали, Эйлин? Мы с Дорис любим открывать для себя новые места. Не так уж много штатов в Америке, где бы мы еще не побывали.
– Он поворачивается к своей жене.
– Ты помнишь времена, когда мы повезли мальчишек в Гранд Каньон, и Доминик решил, что он хочет забрать ту больную лягушку с собой?
– Дорис начинает смеяться и мне ничего не остается, как присоединиться к этому заразительному звуку.
– Неправда, - говорит Доминик, прерывая всеобщее веселье.
– Правда, Эйлин, правда. Доминик нашел лягушку, которую чем-то разрезало, но она еще пыталась двигаться. Он, черт возьми, поднял ее и принес своей маме со словами: - Мамочка, я могу вылечить ее. Дорис запрыгнула на крышу, а Оскар начал спорить с Домиником, призывая его положить лягушку, или же он заразится бешенством. Я смеялся до слез, - говорит Джон. Дорис и я смеёмся, а Доминик улыбается своей грустной улыбкой и доедает свое блюдо.
– Все было не так, - говорит Доминик.
– Это определенно было именно так. Сколько тогда было Доминику? Около восьми, Дорис?
– Мне было десять, а Оскару девять. И я мог спасти ту ящерицу.
Услышав его утверждение, мы захохотали еще сильнее.
– Доминик, мне нужно в ванную, - шепчу я, стараясь не привлекать внимание его родителей.
– Я тебе покажу, - говорит он и встает отодвинуть мой стул.
– Прошу прощения.
– Говорю я его родителям. Они оба слишком заняты, смеясь над своим сыном, чтобы действительно заметить, что мы вышли из-за стола.
– Сюда, - указывает Доминик, беря меня за руку.
– А твои родители действительно прикольные.
– Думаю, они нервничали из-за встречи с тобой, но позволь сказать: вся эта история с ящерицей… я точно мог бы спасти ее.
Я хихикаю над ним.
Пока мы идем по коридору, я слышу, как хлопает входная дверь, и раздается глубокий голос.
– Я здесь.
– И потом, тише.
– Подожди, я только что вошел в дом своих родителей.
– А вот и Оскар. Не могу дождаться, чтобы вы познакомились. Похоже, он говорит с кем-то по телефону. Я представлю вас, когда ты выйдешь из ванной.
– О да, ты определенно был в ударе, - говорит Оскар глубоким хриплым голосом, разговаривая с человек на другом конце провода.
– Ну, может тогда тебе лучше заткнуть эту пизду, на хрен?
Я отмечаю этот характерный звук в его голосе, почти как у кантри певца. Он растягивает «н» в своих словах, будто его язык остается прижатым к небу дольше, чем необходимо. Этот голос мне знаком; я слышу его в своих кошмарах.
Я застываю совершенно не в состоянии двигаться.
Меня охватывает озноб.
Мое горло сводит, желудок скручивает спазмом, меня вот-вот вырвет.
– Эйлин, ты дрожишь.
Мне нечем дышать.
Моя тревожная кнопка, где моя тревожная кнопка? Где, твою мать, моя тревожная кнопка?
Я ощущаю, как что-то теплое течет по моим ногам. С ужасом смотрю вниз, на растекающуюся по деревянному полу лужу у меня под ногами. Я обмочилась.
Сознание начинает отключаться.
Черные точки плывут перед глазами.
Это он.