Почти цивилизованный Восток
Шрифт:
Эва снова кивнула.
– Главное, не забудь… и ничего не бойся. Так, читала, что тебя тоже представят Императору?
– Это… из-за брата. Наверное.
– Да, да… не важно, главное, не упусти момента.
Мелани поднялась.
– Все, мне пора…
К отцу Эва пойти не решилась. Почему-то подумалось, что он разозлится. Очень-очень разозлится. Пусть даже не на Эву, но… но все равно страшно.
А вот Берт – это другое.
И он выслушал. Внимательно так. И не
– Покажи.
Эва протянула руку, которая почему-то дрожала.
– Ничего не ощущаю. Спящий артефакт? Скорее всего, - это он вслух рассуждал. И касаться кольца не рискнул. – Все…
– Плохо?
– Нехорошо, скорее… я должен буду рассказать Диксону.
Эва кивнула, с трудом сдерживая слезы. Она ведь… она ведь и вправду понадеялась, что все закончено. А тут вот…
– А мне что делать?
– То, что ты обещала, - Берт ободряюще улыбнулся. – В конце концов, думаю, нет ничего плохого в том, что вы подружитесь с Милисентой. Заодно и присмотрит за тобой.
Раньше Эва всенепременно обиделась бы. Она и сама за собой присмотреть способна. Но… раньше. А теперь кивнула.
И сказала:
– Она…
– Будет в курсе.
– А если…
– Если от тебя захотят чего-то еще, просто скажи, - он стал серьезнее. – Эва, это важно. Если вдруг ты почувствуешь что-то не то, неладное… или увидишь кого-то, кто покажется тебе знакомым. Или просто примерещится… скажи. Не отговаривай себя, что это ерунда, пустяк.
– Х-хорошо.
– Мы справимся, - он ободряюще улыбнулся. – Вот увидишь, мы с ними справимся.
Глава 43 Где один джентльмен заглядывает в темный-темный подвал
Глава 43 Где один джентльмен заглядывает в темный-темный подвал
За дверью было пыльно.
Темно.
И воняло. Такой вот характерный запах земли, камня и застарелой тайны, который обволакивал Эдди, манил, уговаривал сделать еще один шаг.
Или два.
Три.
Что держаться порога? Что можно увидеть в кромешной тьме, если ты не рискуешь заглянуть в эту самую тьму? То-то и оно.
– Здесь как-то… - человек за спиной поежился.
– Стой, - Эдди и сам попятился. Потом хмыкнул и сказал. – А пошли-ка кого в мою комнату. Там сумка имеется. Пусть принесут.
Тьма шелестела, катая эхо краденых звуков. Чьи-то шаги. Осторожные. Крадущиеся. Вздох. Смех, который тает где-то там, в глубинах подземелья. Младенческий лепет.
…и время рассыпается.
Время почти исчезает.
И ждать приходится почти бесконечность. А мог бы сам за веревку подумать. Но вот сумку принесли. Эдди услышал шаги на той стороне. Странно, порог сейчас виделся ему границей, что разделяла мир на две части. И близость живого человека будоражила того, кто скрывался во тьме.
– Веревку можно было бы на кухне найти, - проворчал Бартон, но как-то без энтузиазма.
– Не такую, - Эдди вытащил свою, проверенную, сплетенную из конопляных волокон, конских волос и кое-каких трав. Вымоченную в зелье и бычьей моче. Заговоренную.
Прочную.
Он закинул петлю на руку. И протянул конец Бартону. Мелькнула мысль, что надежнее будет привязать. Но к чему? Стена у двери гладкая, ни крюков, ни выступов. А веревка не так и длина. На пару десятков шагов хватит.
– Ты это… если чего, кричи, - не слишком уверенно сказал Бартон. – Тянет тут… дурным.
– А в тот раз?
– Было поспокойней. Нет, темно, конечно, хоть глаз выколи, но свечи горели ровно. И свет давали.
Сейчас огонек под стеклом лампы дрожал и пригибался. И света давал мало, только-только чтобы разогнать мрак.
Шаг.
И еще один.
Закрыть глаза. Свет не поможет, а стало быть, пользы от него нет. Поставить лампу на пол. Свечи… свечи вот пригодятся.
Еще шаг.
Веревка скользит по полу. Сколько здесь…
– Там ям нету? – Эдди останавливается. И оборачивается. Только двери больше нет. Его окружает мягкая тьма. Такая… напрочь кромешная.
И веревка уходит куда-то… куда-то уходит. А вот ответа нет. Тьма, она такая, звуки глушит.
Вот, значит, как.
Ничего. Эдди разберется.
Он опустился на пол. Вытащил свечи. Расставил. А вот зажигались они нехотя, но все-таки один за другим рождались рыжие огоньки. Они дрожали, трепетали, грозя вот-вот погаснуть. И кто-то в темноте, совсем рядом, тягостно вздохнул.
Эдди вытащил дудочку.
Надо же, привыкает к ней.
Там, за границей света, что-то было. Что-то такое, от чего веяло болью и горем.
Слезами.
– Сейчас, - сказал Эдди, стараясь, чтобы голос его звучал покорно. – Поговорим.
Он поднес дудочку к губам. И снова засомневался, но чье-то ворчание, близкое, от которого шею обдало то ли холодом, то ли дыханием зверя, прогнало сомнения.
Первый звук утонул во мраке.
…а матушка пыталась научить его играть. На клавесине. Откуда в старом больном доме взялся клавесин, Эдди не знал. Должно быть остался с прошлых, богатых времен, когда дом был не так и стар, а люди в нем находили время на подобную ерунду.
Слух у Эдди имелся.
А вот пальцы оказались слишком толстыми, и по нужным клавишам они попадали, но попутно задевая другие, не такие нужные. И с музыкой не сложилось ни у него, ни у Милли.
Дудочка другое.
Тут и учиться не надо, выходит. Или можешь играть, или нет. Он, выходит, может. Только мелодию надобно выбрать. В этом вся загвоздка: как выбрать подходящую мелодию.
Огоньки выровнялись, а тьма пришла в движение. И те, что в ней.
Колыбельную?
Или…