Почти кругосветное путешествие
Шрифт:
– А мы хотели назвать ее Матильдой, – проворчали сердито Грустные Ивы – родители Плаксы, – или, на худой конец, Розалиндой…
– Плакса – тоже неплохо, – успокоила их соседка, старая Озерница, – хватит нам плодить иностранщину! – И она послала знакомого рака Клешню Попятного оповестить о новом имени юной ивушки все подводное население.
«Опять в крестные попал… Ну, дела…» – подумал Шустрик и, поплавав еще немного, вылез на берег. Минут пять посидел он, обсыхая на большом валуне, с любопытством поглядывая на знакомую и вместе с тем незнакомую местность, а потом, набрав полную корчажку свежей
Горыныч как и прежде спал за ракитовым кустом, наслаждаясь тишиной и прохладой. Ему снились прекрасные сны: правой голове припомнилось вдруг далекое детство, средней – веселое и озорное отрочество, а левой – буйная, полная приключений и странствий, юность.
Когда Шустрик подошел к спящему Змею, левой голове Горыныча как раз привиделось давнее кругосветное путешествие. Запах воды из корчажки напомнил вдруг запах океана, и левая голова даже вздохнула во сне, догадываясь смутно, что это не явь, а только сон… Мелькали отрывисто в памяти белоснежные облака, лазурный простор бездонного неба, бирюзовая гладь морей… И еще острова… то скалистые и неприступные, то поросшие диковинными деревьями и кустарниками, с желтыми песчаными берегами… И редкие корабли под разноцветными парусами с загорелыми матросами на палубах…
И вдруг левая голова Горыныча испуганно всхрапнула и открыла глаза. Посмотрела ошалело на Шустрика и вновь смежила очи.
– Что с тобой, Горынушка? Сон дурной привиделся? – спросил, сочувствуя, лешачонок.
Но левая голова только еще сильнее зажмурилась и не проронила ни слова.
Наконец она все-таки отомкнула свой взор и, не обращая внимания на Шустрика, торопливо и взволнованно стала будить другие головы:
– Эй! Сони! Хватит дремать! Мне нужно сказать вам что-то важное и любопытное!
– А? В чем дело?.. Калиныч вернулся? – начали пробуждаться правая и средняя головы.
– Нет, еще не вернулся, – ответила левая голова, – но зато я видела такой сон – вы ахнете!
– Мы не хуже сны видели, однако не ахаем, – заметила правая голова.
А средняя полюбопытствовала:
– Ну, что же ты такое особенное видела? Говори, коли нас разбудила!
– А то и видала, как мы пятьсот лет тому назад вокруг шара земного летали. Помните?
– Помним, – подтвердили другие головы, – ну и что?
– А то! – ехидно улыбнулась левая голова. – Как летали – помните, а что видали – забыли.
– Да ничего мы не забыли! – рассердились правая и средняя головы.
– А как мы корабли в море-океане повстречали и как с одного из них нам кто-то кричал, помните?
Головы задумались:
– Кажется, помним…
– «Кажется!..» – передразнила их левая голова. – Точно кричали: – «Горыныч!.. Горыныч!.. Это мы: Маришка с Уморушкой и Иван Иваныч!»
Шустрик и две головы Змея Горыныча, как и было предсказано, дружно ахнули: «Где?! Где это было?!»
Левая голова напрягла свою чудную память и вспомнила:
– В Атлантическом океане, недалеко от каких-то островов.
– Ну да! – вспомнила и средняя голова. – В пятнадцати минутах лету от берегов Америки.
Шустрик, не в силах сдерживать свою радость, обнял поочередно все головы Змея Горыныча и крепко их расцеловал.
– Теперь-то мы знаем, где их искать! – весело
– Надо еще палочку волшебную сыскать, – остудил его мудрый Змей. – В Америку слетать – дело нехитрое, туда и я слетать могу, а вот как в века другие забраться?
Но Шустрик только махнул рукой на его слова: он-то знал, что волшебная палочка цела и невредима, и что ее сейчас непременно принесут.
И он оказался прав: вскоре на поляне появились сияющие от радости Калина Калиныч и Бульбульчик. В руках у старого лешего была заветная палочка.
Эпилог
А что случилось дальше, ты, мой читатель, наверное, догадался сам. Узнав, где и в каких веках нужно искать Маришку, Уморушку и Ивана Ивановича, Калина Калиныч велел Бульбульчику и Шустрику садиться скорей на Горыныча, после чего уселся на него и сам. Взмахнув чудо-палочкой, попросил ее перенести их немедленно в те края и в те времена, которые указал Змей Горыныч. Хоть и была обгрызена палочка с двух концов зубастым Бульбульчиком, но волшебных свойств своих не потеряла. Не успели наши герои и глазом моргнуть, как оказались над бескрайним океаном.
– Вон они! Вон они! – закричал остроглазый Шустрик. – В лодке плывут! Все трое!
Змей Горыныч повернул левую голову в ту сторону, куда указывал его юный всадник, увидел индейскую пирогу с Маришкой, Уморушкой и Иваном Ивановичем, и, сделав плавный поворот на девяносто градусов к юго-западу, быстро пошел на снижение.
Ох и радости было у всех семерых, когда они вновь оказались вместе! Калина Калиныч даже прослезился и долго не мог от волнения произнести волшебной палочке приказ о возращении в Муромскую Чащу. Он несколько раз бестолково взмахивал ею и все никак не мог вымолвить и слова. Наконец он все-таки прошептал: «Домой!.. Домой!.. В наше время!..» – и еще раз взмахнул чудо-палочкой.
…А потом прошли годы. Недавно я был проездом в Светлогорске и, конечно, мне захотелось навестить моих старых друзей. Увы, Маришки Королевой я не застал: она уехала в Москву поступать в педагогический институт. Зато Ивана Ивановича Гвоздикова я встретил, причем случайно, в городском скверике. Иван Иванович сидел на скамейке и увлеченно перечирикивался с двумя десятками воробьев, окруживших его со всех сторон. Редкие прохожие, увидев эту картину, почему-то сердито крутили пальцем у виска, а затем, насмешливо поглядывая на старого учителя, проходили мимо, что-то шепча себе под нос. Но Гвоздиков, видимо, привык к такому отношению и потому не обращал на прохожих никакого внимания. Однако для меня это было внове и, признаюсь честно, очень задело. Так не уважать своего славного земляка: великого путешественника и полиглота! Я не выдержал и, стараясь, чтобы Иван Иванович нас не заметил, отозвал очередного прохожего-невежу в сторонку и попытался доказать, что он глубоко заблуждается. Я стал рассказывать о «Вавилонском элексире», о свойствах этой чудесной жидкости, но прохожий грубо меня перебил и, покрутив ожесточенно пальцем у виска (адресуя этот жест теперь уже не Ивану Ивановичу, а мне самому), торопливо зашагал прочь.