Почти вся жизнь
Шрифт:
Отца обманывают! Он сейчас в Москве, на вокзале, настроение у него хорошее, как всегда, когда он выигрывал дело. Владик знал, что отец ездит в Москву по делам своего учреждения. «Выигрывать дела»— это обязанность главного юрисконсульта. Другие юрисконсульты из других учреждений, случается, проигрывают дела, но отец всегда выигрывает, потому что лучше всех законы знает, за это его так и ценят… Вот он подходит к вагону, ставит чемодан на платформу и предъявляет билет проводнику. В чемодане у него подарки маме и Владику.
Теперь Владик больше
В соседней комнате стали прощаться. Он ждал, что снова услышит страшные слова: смерть, похороны, несчастный случай… Но в соседней комнате говорили о таких пустяках и таким незначительным тоном, что Владик подумал: может быть, произошла ошибка, может быть, он чего-то не понял?
Едва только мама вышла в переднюю проводить подругу, как в ту же минуту Владик отворил дверь. Нужно было немного времени — минута, другая… У Звонка привычка надолго застревать в передней…
Он сразу же увидел газету на круглом столе. Густой красный свет от лампы падал прямо на нее. Теперь быстро! На какой странице это может быть напечатано? И в то же мгновение он увидел черную каемочку:
«С глубоким прискорбием… коллектив пригородной школы-десятилетки… Кости Камышина… в результате несчастного… выражает соболезнование Евгении Петровне Камышиной… Вынос тела в десять часов утра. Долинино. Головинская, 7».
Хлопнула дверь на лестницу. Владик бросил газету на стол и, стараясь не торопиться, на носках вышел из комнаты. Он успел тихонько затворить за собой дверь и снова лечь в постель.
«Вынос тела… с глубоким прискорбием… школа-десятилетка…» — повторял он, чувствуя, как его снова начинает знобить, и напрасно пытаясь согреться под одеялом. — Школа сообщает… Значит, его брат тоже школьник. Только старшеклассник. «Ежик» на девять лет моложе Игоря. Ну, а Костя, тот, наверное, кончает школу, то есть кончал, но не кончил…
Костя Камышин… Фамилия у брата другая. Так, конечно, бывает. Мать не раз говорила, что Владика надо было записать на ее фамилию. Владимир Радунецкий — это звучит красиво, а Владик Сливцов куда хуже, но отец только смеялся и говорил, что фамилий плохих нет и что Пушкин тоже не ахти какая фамилия.
Но сквозь все эти никчемные мысли уже пробивалась одна, очень важная, и вскоре вытеснила все другие: надо действовать! Сколько раз он слышал эти слова от своего отца. «Надо искать выход из положения, а не прятать голову под крыло». Мамин голос: «Активность — это он унаследовал от тебя». Отец (шутливо): «А от тебя чувствительность…»
Как бы поступил отец на моем месте? — спросил себя Владик и ответил не задумываясь: он бы все бросил и поехал в Долинино. Отца нет, мать будет
Родители знают, что он уходит на весь день, и не будут о нем беспокоиться, а пионервожатая решит, что он заболел или опоздал, но семеро одного не ждут, все пойдут в поход, и до вечера никто ничего выяснять не станет. А он вернется и признается во всем. И в том, что подслушал разговор, и в том, что тайком прочел газету. Отец будет на его стороне и, как взрослому, пожмет ему руку. Мама, конечно, поплачет, но скажет, что ее сбила Зизи. А в отряде он объявит, что хоронил брата, и все ему посочувствуют.
Как только он принял решение, ему стало легче. Действовать! Он сосчитал свои деньги. Вместе с копилкой — семнадцать рублей! Билет в Долинино два семьдесят и обратно — пять сорок, и автобус в оба конца рубль шестьдесят. Семь рублей. Десять остается. На эти деньги он купит цветы. Так полагается. Когда умер доктор Вишняков, родители купили большой букет и сделали красивую надпись: «От В. Сливцова и Н. Радунецкой». Владик тоже купит цветы и скажет: «Это за отца и за меня».
Теперь спать. Спать, спать, ни о чем больше не думать. В семь утра зазвонит будильник, осталось совсем мало времени, чтобы выспаться.
Утром ему удалось избежать встречи с матерью. Едва зазвонил будильник, как Владик крикнул:
— Спи, спи, я сам все сделаю!
— Завтрак на кухне, чай в термосе, только осторожно с кипятком, и зайди ко мне попрощаться, слышишь, Владик?
— Некогда, некогда…
Он выпил стакан чаю, съел бутерброд и быстро выскочил из дому. Действовать надо было быстро, но осторожно, а то еще ненароком встретишь кого-нибудь из ребят и тогда начнутся расспросы и все может сгореть. Он осмотрелся по сторонам и нырнул в автобус.
Первый этап прошел благополучно. Следующий был легче: никого из ребят в этой части города он не мог встретить. Оставалась только угроза встретить кого-нибудь из знакомых родителей. Так и есть! Вокзал, надо выходить, а на остановке папин сослуживец — в белом костюме и соломенной шляпе. Может быть, Владик и обознался, но на всякий случай проехал лишнюю остановку. Теперь бегом назад. Ах, если бы на нем были старые разношенные туфли, а не эти свиные ботинки. Стучат они звонко, но бегать в них очень неудобно.
Вокзал. Цветочный киоск. Самые красивые цветы — это, конечно, сирень. Продавщица сделала прекрасный букет, но, узнав, что такие деньги у Владика не водятся, строго его выбранила. На минутку Владик отступил. Но все же ему нужны были цветы, и он сказал:
— Пожалуйста, чтобы не дороже десяти!
— Герань в горшке семь рублей.
Небольшой кустик герани, с крохотными бледно-розовыми цветками, был едва заметен в большом глиняном горшке. Горшок скользкий, с дырочкой, оттуда вытекает жирная рыжая вода. Но дело сделано, и Владик с палкой в одной руке, с горшком в другой, гремя новыми ботинками, побежал в кассу.