Почтовая станция Ратсхоф. Приют контрабандиста
Шрифт:
– Тайник? – удивилась Вихра.
– Мало ли дураков, – уклончиво объяснил Гаммер. – Подумали, что тут спрятаны сокровища. Зачем ещё сверлить пол?
– Не знаю. – Вихра и сама выглядела озадаченной. – Раньше такого не было. Может, просто вандалы?
Опустившись на колени, я подметила первую странность. На внешнем овале перфоратор безжалостно раздробил плитку – она раскололась на кусочки, – а внутренний прямоугольник вандалы отчасти пощадили: прежде чем сверлить бетонную стяжку пола, вынули и отложили мешавшие им квадратики кафеля. Две стопки таких квадратиков при неверном свете фонарей напоминали то ли угловатые грибы, то ли крохотные сталагмиты.
По нетронутым плиткам внутреннего прямоугольника я наконец догадалась, что
Я попробовала вернуть на место несколько квадратиков и подметила вторую странность. Если кафель внешнего овала надёжно крепился к бетонному основанию, то во внутреннем прямоугольнике он лежал свободно – по его тыльной стороне тянулись витиеватые, будто искусственно нанесённые, а главное, чистенькие трещины! На них не было даже следов клея!
Строители нарочно приподняли стяжку под картой мира, чтобы вся напольная плитка в библиотеке, с клеем и без, легла вровень. Затирка зафиксировала в действительности не закреплённый кафель, а вандалы и не подумали о сохранении карты – лишь позаботились о собственном удобстве: зачем сверлить плитку, если можно убрать её и сразу взяться за бетон, под которым, как они предполагали, спрятано нечто важное?
Вихра следила за мной с недоумением, а Глеб безучастно стоял на выходе из библиотеки в коридор – судя по всему, считал, что нас опередили другие охотники за сокровищами. Если тут и лежало нечто ценное, необходимое для продвижения по головоломке Смирнова, то теперь оно пропало. И всё же мы с Настей и Гаммером не сдались. Восстановили внутренний прямоугольник. Осветили его в три фонарика. И… ничего важного не подметили. Схематичная карта мира с искажёнными континентами и островами. Великобритания получилась чуть ли не больше Австралии. Названия выбраны наобум, без видимой логики. Некоторые столицы, например Пекин, не отмечены, зато крупно выведены малоизвестные города вроде какой-то Дацьенфы. Ни Москвы, ни Парижа. А Калининград я нашла! Это нам не помогло, но было приятно. Ещё я обнаружила ошибку: Гренландию подписали как Grinland вместо Greenland.
– Зануда, – прошептала Настя, когда я указала на ошибку.
– Сделано в Китае? – усмехнулся Гаммер.
Подобная карта хорошо смотрелась бы на кухонной стене. Не хватало лишь дополнительных рисунков: всяких домиков, оливок и чего-нибудь ещё не менее идиллического. Непонятно, зачем её собрали на полу горной библиотеки и почему сделали съёмной.
– А где стеллажи? – спросил Гаммер.
Вихра сказала, что по весне ходили слухи, будто какой-то особо предприимчивый цыган, живший неподалёку от Маджарова, завладел бесхозным фондом горной библиотеки, но до сегодняшнего дня она не придавала им значения. Об участи книг оставалось гадать. Желательно на кофейной гуще. Или на бобах.
– Он что, и стеллажи утащил? – удивился Гаммер.
– Получается, утащил.
Вихра позабыла, какие тут хранились книги, да толком и не разглядывала их. Только запомнила, что на стеллажах попадались и настоящие бумажные томики, и пластиковые муляжи. Глупо, но для перформанса в самый раз.
Мы пофотографировали карту, отметили угловую плитку с эмблемой производителя – шляпа с именем «Daniel Doom» на тулье и растительным узором на широких полях – и побрели наружу. Выбравшись, с наслаждением вдохнули чистый горный воздух.
Я, конечно, расстроилась, но слишком устала, чтобы по-настоящему переживать из-за того, что головоломка Смирнова завела в тупик. Чувствовала, как дрожат неверные ноги, и боялась на спуске грохнуться с валуна, а Гаммер с прежним пылом носился по скалам. Ловил возможность вскарабкаться на какой-нибудь выступ, чтобы постоять на нём в полный рост и покрасоваться
Когда местный рудник ещё работал, внешние зевы стволов были огорожены. Запечатать их после закрытия рудника никто не догадался. Ограда со временем обвалилась, подступы к зевам спрятались за кустами, и даже старожилы не могли сказать, где они расположены. Вот так пойдёшь через заросли и шагнёшь в пустоту – полетишь в недра горы, а лететь тут долго, метров триста-четыреста.
Вихра описала, как в вентиляционные стволы сигают коровы, потом вспомнила парочку страшных историй про заброшенные надшахтенные строения. Мы с Гаммером вспомнили не менее страшные истории о катакомбах Балтийска. В разговорах я и не заметила, как мы миновали выбеленный солнцем плакат, проскочили обзорную скалу и продрались через густой подлесок к дубу с приколоченными к нему указателями. Получасом позже мы спустились к дому Вихры, и нас вышли поприветствовать её родители – Страхил и Станка. Они вернулись в Маджарово, пока мы пропадали на Моминой скале.
Станка тепло обняла меня, грязную, исцарапанную, с растрёпанными волосами, и по-болгарски сказала что-то ласковое. Чтобы завоевать мою любовь, большего и не потребовалось. Закрыв глаза, я на кратенькую секунду представила, что обнимаю свою маму, что мы стоим на заднем дворе нашего дома в Безымянном переулке, – и чуть не расплакалась от накатившей слабости.
Родители Вихры привезли из Пловдива её десятилетнего двоюродного брата Богдана, чтобы он познакомился с нами и попрактиковался в общении на русском языке. Мама Богдана, родившаяся в Нижнем Новгороде, вышла замуж за брата Станки и превратилась в настоящую болгарку, даже имя поменяла с Марии на Марушку, но хотела, чтобы её сын вырос двуязычным, о чём Богдан, поздоровавшись, тут же нам рассказал. Добавил, что мама называет его Богданчиком.
Говорил он с едва уловимым акцентом, почти без ошибок, а потом выяснилось, что Богданчик долго воевал с мамой за «Твич» и сторговался на русскоязычных стримерах – тех, чью речь она признала не слишком грубой. Литературные слова из книжек у него перемешались с разговорными словами из стримов, и звучало это забавно. Станка передала мне заживляющую мазь для царапин, и Богданчик радостно назвал мазь подхилом. Вместо «посмеяться» сказал «покекать», вместо «пропустить» – «скипнуть». Картошку почему-то назвал по-украински картоплей. Нашу овчарню обозвал «домом из говна и палок», затем обрушил на Гаммера целую россыпь имён – взахлёб перечислил любимых стримеров: Артура с Дашей, которые теперь из Краснодара, а вообще были из Уфы, Артёма с Таней из Харькова и Диму с Евой, которые точно жили в России, но где конкретно – Богданчик не знал. И они замечательно играли поодиночке, а уж когда собирались вшестером, стрим шёл огненный, и они называли его «6D-кооп», то есть «кооп шести дураков». Богданчик сомневался в точной расшифровке этого названия, но, судя по всему, расшифровывалось оно именно так. Мы с Настей недоумённо переглянулись, а Гаммер понял, о ком идёт речь, и обсудил с Богданчиком недавнее прохождение карандашного «Мундауна» на канале «БлэкУфа».
Станка взялась приготовить нам праздничный ужин, и я бы ей помогла, но валилась с ног после восхождения к горной библиотеке и при первой возможности убежала в овчарню. Отдохнуть всё равно не получилось. Гаммер рвался в Маджарово – хотел прочувствовать местный постапокалиптический вайб. Настя и Глеб его поддержали. Мне бы махнуть им на прощание рукой, но я, поворчав и поохав, выползла во двор.
Неподалёку от дома нас встретил кудлатый пёс. Унюхав в руках у Гаммера недоеденную баницу, он начал вилять хвостом и так разошёлся, что вскоре завилял всем своим худеньким телом. Гаммер бросил ему последний кусок пирога, и пёс взвизгнул от счастья, но тут же принялся выкусывать блох. Искусал себя и не сразу вспомнил, где тут и что ему предлагали. Наконец обнаружил под лапами баницу, тряхнул слюнявой мордой и с жадностью схватился за угощение.