Почувствуй
Шрифт:
– Ты уверен, что у нее ничего нет? А если поискать?
– Да, блть, уверен! – рявкаю. – Отвали от нее уже!
– Совесть проснулась? Тогда что делать нам, жалостливый?
Тру лицо и выдыхаю.
– Будем искать этого козла дальше.
– А если не найдем? Или денег у него нет?
– Тогда двигаемся по плану. Тачку нужно срочно продать и деньги Захару вернуть, с него папаша уже спрашивает. Из оставшихся ремонт погасить, механики ждут. А дальше... кредит выплачивать. Раз уж вляпались, поверили на слово, кто ж виноват. Нас трое. Можно по очереди. Выходит
Машинально прикидываю, сколько мне будет, когда закончу.
Гоша едва заметно кивает. Заводит машину, давит на газ. Я продолжаю:
– За кредит пеня капает. Нужно просроченные платежи погасить срочно. Предлагаю на троих также раскидать. Как продадим мустанг — заработанное вкинем в котел. Дальше уже рассчитаем от суммы платежа.
У меня есть тысяч сто пятьдесят. Из тех, что на машину откладывал.
– Получается, придется выкупить мустанг, которого у нас нет, – рассуждает Гоша.
– Получается так.
– А Захар не может вкинуть всю сумму?
– У него не бывает нала, тем более столько. Отец обычно оплачивает счета по факту.
– Так пусть оплатит и сейчас.
– Так и поговори с Захаром на эту тему! Что ты мне–то! – гашу вспышку гнева и продолжаю ровнее: – Че бы его отцу не погасить наши миллионные долги! Захар сразу сказал, что его в сделке официально нет, на него ничего не оформляем. С его отцом всё сложно. Он вообще знать не должен ни о чем.
Однажды я был свидетелем идиотской сцены. Мы с Захаром на машине ехали куда–то, нас кортеж догнал и дорогу перекрыл. Я думал — всё, хана, облава! Мысль мелькнула: кто–то подкинул запрещенку и подставил. По карманам принялся шарить. Пусто. Захар сказал мрачно: «Сиди, я скоро».
Вышел из машины. Из черного внедорожника выскочил его папаша и начал орать. Долго и творчески. Орал на сына так, что у меня уши заложило. Потом выхватил у него телефон, содрал с руки часы, разбил об асфальт. Захар стоял и молчал. Голову не опускал, но и обошелся без привычных шуточек. Вернулся в машину.
Мы поехали дальше.
Гоша то и дело барабанит пальцами по рулю. Мы движемся в сторону спорт–клуба.
– Дом, слушай, – говорит он медленно. И тон его мне не нравится: – А тачка–то на тебя оформлена. И кредит на тебе, значит.
Уже понимаю, о чем речь. И это было ожидаемо.
– Ну и? Мы ж втроем решали, ты этого Рачинского нашел.
– У меня нет денег. И не будет.
– Точнее, есть на что потратить поважнее.
– В общем да. Ты бабу кошмарить отказался, значит... е*ись с этим сам. Извини.
– Хорошо. Останови вот здесь. Да, за светофором. Хочу пройтись.
– Матвей, ладно тебе. Давай хоть довезу до места.
– Здесь останови, блть!
Гоша жмет по тормозам, тачка шлифует. Едва колеса замирают, открываю дверь и выпрыгиваю на улицу. Поднимаю воротник куртки и быстрым шагом иду вперед. Холодно, это хорошо. Холод успокаивает мысли, остужает пыл. Нужно сесть и спокойно поразмыслить над ситуацией, а потом как–то обо всем рассказать Паше. Ему, конечно, не до этого, но больше некому. И Юле. Сначала, наверное, Юле. Или нет?
Выдра
В последнее время я ее совсем не чувствую. Приехала в клуб, вся размалеванная, как кукла. Пьяная, глаза безумные, гонора выше крыши. Сигарету давай требовать. То ее не уговоришь куда–то пойти — дорого, не выспимся, что там делать... То сама рвется. Угадать неемыслимо.
Ругается, потом обнимает так, что сердце из груди выпрыгивает. Стонет горячо, просит любить, требует ласки. У меня засосы на шее после прошлой пятницы только проходить начали. Следом бьет и плачет. Обижается.
И тут я с кредитом на проданную тачку.
Бля–я–я.
Когда херово на душе, я всегда думаю о Юле и как–то сразу успокаиваюсь. У нее нормальная крепкая семья. Не без приколов, но зато с общими шумными праздниками, регулярными ссорами и примирениями. Я на них часто смотрю, ориентируюсь. Не всё, конечно, нравится. Но идеально ведь не бывает.
Взять ее отца — попросил же по–человечески, забрать ее из клуба в пятницу. Он обещал, но не пошевелился. Ну да ладно. Я потом ждал в кальянной Юлю, думал, из дамской комнаты вернется, мы поговорим, обсудим то, что случилось. И ощущения.
Не пришла. Домой умотала. Охрана видела, как в такси садилась. Ладно. Сбежала, бросила. Что приезжала — непонятно. Потом ее отцу позвонил, он нахер послал, но заверил, что дома мадам. Дрыхнет.
Для меня самого этот опыт — в клубе на столе – новый. Пока неясно как к нему относиться. Но ужасно не было точно. Это сто процентов. Страсть захватила так, что мысли из головы выбило. Если бы прервали — убил бы, клянусь, так хотелось ее. Вредную, капризную, но такую горячую и нуждающуюся.
В моей жизни не было ни одного секса, который можно назвать ужасным. А у Юли, судя по ее психам, бывало. Учитывая, что у нас с ней счет равный идет: один–один, два–два и так далее... – самооценку это не поднимает
Скорее уж топит в Марианской впадине.
Теперь уже думаю, фиг знает, нравится ей со мной вообще спать или нет? Вроде был уверен, что да. И экстаз ее кожей чувствовал. Оказалось, что нет.
Извиняться — за что? А если я ей так скажу: «Мне не понравилось с тобой». И потребую ее извинений. Это нормально будет?
Но я не скажу никогда. Потому что ложью будет. Мне пздц как понравилось с ней в клубе. И в машине. И дома. Как и везде. Просто на разрыв. А не взаимно это может быть только в одном случае — если я сам разонравился. Или я не прав?
А тут еще и кредит вместо тачки.
Сука.
Набираю Захара. Вкратце обрисовываю ситуацию. Он языком цокает.
– Значит вычеркиваем Лариску, понял.
– Как покупатели? – спрашиваю.
– Слетели. Проверили, что тачка в залоге. Объясняю, что выплатим. Оформим так, что кредит на продавце останется. Они заднюю врубили. Не захотели связываться. Я потом еще с чуваком этим успел встретиться. От мужика Любы.
– А он что?
– Проехался на мустанге, заинтересовался. Но цену хочет сбить.