Почувствуй
Шрифт:
Никогда на свете!
Пока я не встретила этого человека!
Оборачиваюсь к Матвею и кричу:
– Это ты виноват! Ты! Я должна была дома сидеть и книжку читать! Из–за тебя в моей жизни всё ужасно! Из–за тебя одного!
Матвей смотрит ошалело. Переводит тему:
– У машины КАСКО?
– Какая разница! Как я папе скажу?!
К нам охранник подбегает и начинает сразу орать. Потом, видимо наши лица напуганные заметив, смягчается. Сообщает, что полицию вызвал уже. Нужно происшествие зафиксировать. Испортили баннер, тоесть государственное
Полицию?! Внутри всё обмирает. Я руками лицо закрываю. Они в универ сообщат, что начнется–то! Меня из профсоюза выгонят.
Матвей подходит и обнимает. Я сперва дергаюсь. Вырываться пытаюсь, отпихиваю его, потом сдаюсь. Что уж теперь. Делов наделала. Замираю, дрожу. Позволяю обнимать себя, гладить. Слезы градом сыпятся. Я никогда не подводила родителей. Мне так жаль, так жаль, что сейчас это случилось! Со мной всюду проблемы: и на учебе, и на работе. И Костя пострадал. И Матвей в бешенстве. И машина, Боже! Папа так ей радовался! Столько времени копил!
Полиция и отец приезжают почти одновременно. Папа всё–таки чуточку раньше. Выбегает из такси, несется к нам. Напуганный. Убеждается, что со мной всё в порядке, включает фонарик на телефоне и подходит ближе к «Черри».
Меня потряхивает.
– Ты права, так не может продолжаться, – говорит Матвей в полголоса. Ровно, медленно. – Всё просто отвратительно. Я тебя отпущу.
– Что? – оборачиваюсь.
– Всё равно мы никогда не простим друг друга. Поздно слишком.
– Как это случилось? – спрашивает отец громко, поднимаясь с корточек.
Матвей поднимает руку и говорит:
– Это я виноват. Забрал у нее ключи, перепутал педали. Простите.
Я смотрю на него обалдело. Хочу возразить, но почему–то молчу. Сил на это нет. Мне очень хочется быть невиновной.
– Давайте Юле такси вызовем. Пусть домой едет. Я расскажу, как случилось.
Уже сидя в машине и подъезжая к дому, я понимаю, что Матвей был выпившим. И получилось, будто он сел за рулем в пьяном виде!
Следующим утром просыпаюсь от хлопка входной двери. На часах — половина седьмого. Кажется, я уснула ближе к пяти. До этого слонялась по квартире, маялась. Старалась не шуметь, чтобы маму не разбудить. А как замок щелкнул, на матрасе подпрыгнула и кинулась в прихожую.
Отец снимает холодную после улицы одежду. Он только приехал. Выглядит усталым, даже измученным.
– Папа, как всё прошло? – спрашиваю.
– Нормально. Решили вопрос. Страховая погасит расходы.
– Слава богу! А... Матвей?
– Домой поехал.
Чувствую колоссальное облегчение.
– Папа, это я была за рулем. Не он. Я перепугалась до смерти, он вину на себя взял, чтобы меня прикрыть.
Отец кивает. Понятия не имею, верит мне или просто решил не спорить, полагая, что я в очередной раз пытаюсь Матвея защитить.
– Знаю, Юля. Знаю, – говорит со вздохом.
– Что же теперь делать?
– Мы с мамой посоветовались и решили, что вас необходимо разлучить, пока вы друг друга не поубивали. То, что происходит, ненормально.
Я молчу. Стыд печет щеки.
– Юля, ты согласна со мной?
Смотрю в пол. Мама подходит, обнимает крепко.
– Я уже позвонила тете Алёне, она ждет тебя. Возьму билет до Москвы на ближайшее время. Ты только Матвею адрес не сообщай, ладно? Ему тоже нужно бы в себе разобраться. То, что машину вы оба поцарапали, – это плохо, но не смертельно. В следующий раз кто–то может погибнуть. Судьба знак дает, предупреждает, Юль.
– А как же учеба?
– Пропустишь пару недель, ничего страшного. Возьмешь задания у подруг.
– Хорошо. Как скажете.
Вечером папа везет меня в аэропорт. В самолете сплю урывками, как и следующие две недели. Тетя Алёна, мамина двоюродная сестра, пытается расшевелить, таская по музеям, выставкам, на шоппинг. Но мне всё как–то ровно. Хочется в постели лежать, зажмурившись, и в голове случившееся прокручивать.
Он сказал, что отпустит. А потом что, был прощальный подарок?
Настроения нет, я словно лимон выжатый. Пару раз срываюсь и звоню Матвею, но понимаю, что он меня... кажется, забанил.
А еще месячные никак не начинаются. Я с собой целую аптечку захватила, опасаясь сильного приступа. Больше ведь ни профилактики у меня нет, ни лечебных объятий. Остаются лишь банальные лекарственные способы купирования боли. Держу колеса под рукой, готовая в любой момент закинуться. Но цикл никак не собирается заканчиваться, растягивая изматывающий ПМС на целую неделю.
Умом понимаю, что это странно. Подозрения в голове бродят разные. На нервной почве сдвиги возможны, ведь так? Остается надеяться, что это один из них.
В Москве так и не решаюсь выяснить правду. Боюсь слишком. Да и что мне с ней делать здесь, с правдой этой? Рядом только тетя Алёна, потом объясняй, почему я в полуобмороке.
В день приезда домой отпрашиваюсь прогуляться и иду до дальней аптеки. В ближайшей мамина подруга работает провизором, мало ли. Не хочу разводить панику.
Покупаю три разных теста, домой приношу, на дне сумки хорошенько спрятав. В инструкции написано, что утром нужно делать, я всё прочитала в сети, пока настраивалась. Но терпения нет совсем, поэтому один тест я распечатываю этим же вечером.
Две полоски появляются сразу. Почти мгновенно, хотя написано, что три минуты ждать следует.
Ярко–красные, сочные. Вглядываться не нужно. Если бы я не сидела на полу в ванной, так бы и рухнула.
Знала. Все эти дни — чувствовала, что со мной не так что–то. Я была почти уверена, Господи!
Смотрю на тест, сама о Матвее думаю. Кожу покалывает. Дом–Домик, что же мы наделали с тобой.
Нет, осознать не получается. Я вижу тест, понимаю результат. Понимаю, как такое могло произойти. Но масштаб грядущих перемен в голове моей дурной никак не укладывается. Даже паники как таковой нет. Кажется, что происходит невозможное.