Почувствуй
Шрифт:
Зажмуриваюсь, глаза тру.
Мы с Матвеем часто не предохранялись, но нам всегда сопутствовала удача. С моими болями, с моей слабой половой системой беременность была под большим вопросом в принципе. Мама всегда говорила, что я хиленькая.
– Юль, у тебя всё хорошо? – голос мамы заставляет вздрогнуть. Следом слышится стук в дверь.
Быстро вытираю глаза, высмаркиваюсь в салфетки. Поднимаюсь на ноги.
– Да–да! Выхожу уже, – отзываюсь. Тест прячу под майку и торопливо иду к себе в комнату.
Вот
Запихиваю тесты во внутренний карман сумочки и остаток дня к ним не притрагиваюсь. Отмечаю с родителями свое возвращение. Мы смотрим фотографии, я рассказываю новости. Про тетю Алёну, про прогулки, и про наши с ней простые приключения. Стараюсь не думать ни о чем. Врать родителям не умею, всё кажется, что заметят. Но нет, они оба в прекрасном настроении. Уверены, что мы с Матвеем расстались. Это ведь и правда необычно — я полдня, как приехала, а он не нарисовался. Давно бы уже тут сидел или у подъезда круги наматывал. Такие вот новости.
Ночью маюсь. То жарко мне, то холодно. Ранним утром заглядываю в сумочку и понимаю, что за ночь полоски никуда не делись. А ума в голове, увы, не прибавилось, как и планов на будущее.
Мне восемнадцать лет. Я поцеловалась с одним парнем, а потом в ночном клубе переспала с другим. Была пьяной и испытала сильнейшее удовольствие. Теперь я беременна. Отец ребенка кинул меня в бан. И я понятия не имею, что делать.
А ведь еще недавно я думала, что подвела родителей, поцарапав машину.
Глава 29
С Матвеем мы пересекаемся этим же вечером. Я узнаю в социальной сети, что Захар находится в спорт–клубе, и предполагаю, что Матвей где–то там, рядом. Собираюсь, одеваюсь, настраиваюсь.
Страшно, конечно. У Захара в историях ролики, как Матвей грушу долбит. Жуткое зрелище. Я чувствую страх, а хотелось бы, конечно, другие эмоции.
Да и... что уж тут говорить. Я и раньше–то, когда у нас Матвеем любовь была безумная, в этой качалке бывала от силы пару раз. А теперь тем более страшно заходить в обитель враждебно–настроенных мужиков.
Этот год получается невыносимым. Нестерпимым. И бесконечным. Но деваться некуда.
По лестнице в подъезде спускаюсь и веду с собой мысленный диалог. Зайду в эту качалку, подойду к Матвею. Или, если его не будет, спрошу у кого–нибудь: «Привет! Мне нужен Матвей Адомайтис. Он сегодня здесь?»
И всё. Если судьба, он там. Если нет, поеду к нему домой, посижу с бабушкой.
А когда мы увидимся, я скажу: «Привет! Матвей, нам поговорить нужно». А дальше... всё что угодно случиться может.
Вдруг он меня обнимет? Губу прикусываю. После того, что было, шансы маленькие. Но это было бы хорошо. Просто идеально.
Когда он рядом, очень легко истерить и рыдать. А когда его нет, когда сама на себя рассчитываешь,
Такси не вызываю, решив прогуляться пешком. Тут не так далеко в общем–то, и погода хорошая. До сих пор снег не выпал, бывает же.
Бояться нужно своих желаний. Едва я делаю несколько шагов по пешеходной дорожке, как спотыкаюсь и чуть не падаю! Потому что вижу Матвея. Он совсем близко, идет быстрым шагом в мою сторону. Я готовилась к этой встрече морально, диалоги внутри прокручивала. Но отчего–то именно сейчас теряюсь.
Всё сразу идет не по плану! Я сама должна была к нему приехать! Сделать первый шаг, начать разговор. Так было бы правильно. Я думаю.
Глаза округляю и замираю в нерешительности. Он... как–то почувствовал? Что я вернулась. Что у нас с ним... такие пикантные неприятности. Матвей подходит совсем близко, останавливается в метре.
– Привет, – говорю я первой. Хоть тут лидирую.
Пялюсь на него снизу вверх. Жадно. Две недели не виделись — это новый абсолютный рекорд. Кажется, я домой вернулась после долгих лет странствий. От восторга сердечная мышца сжимается.
– Привет, – отвечает он.
Высокий, красивый. Серьезный. Синяки на лице почти зажили. Подстрижен коротко–коротко, без шапки. Чужой и близкий одновременно. Смотрит на меня и слегка улыбается.
– Как дела? – спрашиваю.
Представляешь, я беременна. Что будем делать?
Смотрю на него.
– Отлично. Мимо проезжал, решил на тебя посмотреть. Люба сказала, что ты вернулась.
– На чем проезжал?
– На мустанге, – он кивает на парковку. – Хорошо выглядишь.
– Спасибо, ты тоже. Рада, что у тебя не отобрали права за вождение в нетрезвом виде. Тот твой героический подвиг был явно лишним, – пытаюсь шутить.
Он смотрит на меня, молчит. Потом голову набок склоняет.
– Да, сам уже понял. Твои слезы раньше побуждали меня вести себя неадекватно.
Он сказал «побуждали». В прошедшем времени.
– Может, поговорим? Нам есть о чем, Матвей.
– На самом деле я приехал не просто так, Юля, – переводит тему. – Посмотреть на тебя хотел, чтобы окончательно в себе разобраться.
– И как? Разобрался?
Пульс частит.
– Да. Я смотрю на тебя и понимаю, что больше ничего не чувствую.
Кровь отливает от лица. Он совершенно серьезен. Ни в глазах, ни в уголках губ ни намека на улыбку.
– Ты была права, мои чувства к тебе были больными. Так нельзя.
– А теперь?
– Они прошли.
– Совсем–совсем прошли?
Он берет мою руку, прижимает к своей груди. Ждет. Потом пожимает плечами.
– Ничего. Никакого ускоренного сердцебиения. Никакого волнения. Я, кажется, вылечился. Ничего больше не чувствую. И у меня впервые за долгое время действительно всё хорошо.