Под чужим знаменем: Курсант из Дабендорфа
Шрифт:
Цорн работал с восточными народами и часто отправлял Дитмара в Дабендорф. Там тот вербовал русскую агентуру для особых заданий в тылу у красных.
Штандартенфюрер Цорн как его шеф группенфюрер СС Отто Олендорф и сам рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер не доверял Абверу (военной разведке) под руководством адмирала Канариса. Олендорф и Цорн считали, что агентура, воспитанная в Абвершколах, работает крайне неэффективно.
Цорн вызвал Дитмара и изложил ему план о забросе «долгосрочных агентов».
– Приближается час, когда нам, возможно, придется оставить часть завоеванных
– О каких территориях вы говорите, герр штандартенфюрер?
– Группенфюрер Олендорф готовит это на многих территориях. Но наша с вами цель, Дитмар – Западная Украина. Самая сложная задача из всех. Здесь мы имеем разные силы враждебные нам – польскую Армию Крайову – подчиненную Лондону, польскую гвардию Людову – подчиненную Москве, Украинскую повстанческую армию, партизан советского толка. Вы это и сами хорошо знаете. Нам удавалось стравливать между собой поляков и украинцев. Это существенно отвлекало их от борьбы с нашими тыловыми соединениями. Но скоро туда придут красные, Дитмар.
– Но в заявлении доктора Геббельса…
– Дитмар! – прервал его Цорн. – Давайте говорить начистоту. Мы не на партийном митинге. Я повторяю, нам, возможно, скоро придется оставить Западную Украину. И мы с вами будет готовиться к этому заранее.
– Я вас понял, герр штандартенфюрер…
***
И вот барон фон Дитмар сидит в кабинете в Дабендорфе и листает личные дела курсантов. И ему попалась папка с именем Андрея Рогожина.
Образованный человек, владеющий иностранными языками, в прошлом студент пятого курса исторического факультета МГУ имени Ломоносова.
Комсомолец, советский активист, сын красного профессора, москвич.
На фронт отправился добровольцем.
Стался в плен в марте 1944 года.
Был в лагере для военнопленных №ХХ.
Добровольно вызвался присоединиться к РОА.
Был отобран для учебы в школе Дабендорф.
В личном деле стояла пометка капитана Рихарда Ланге:
«Ненадежен. Использовать Рогожина для работы в Дабендорфе или как пропагандиста не рекомендуется. Лучшее применение – отправить в звании рядового в строевую часть на фронт».
«Этот молодой человек может оказаться перспективным, – подумал Дитмар. – Ланге не любит советскую интеллигенцию, из которой происходит этот молодой человек. Нужно лично переговорить с ним»…
***
В здании штаба школы Андрей был впервые. Это было двухэтажное здание серого цвета. Перед входом были вывешены два знамени: русский триколор и немецкое красное знамя со свастикой в белом круге по центру полотнища.
У одного из кабинетов второго этажа его оставили ждать. Через несколько минут к нему вышел тот самый офицер, что завербовал его в РОА в лагере для военнопленных. Это был поручик Артюхин.
– Рогожин?
– Я, господин поручик.
– Слыхал о твоих успехах. Жди здесь. Тебя позовут.
– А кто там? Кто меня вызвал?
– Зайдешь в кабинет и узнаешь.
– Но…
– Я не могу говорить. Но ничего страшного тебя там не ждет. Если бы хотели расстрелять – то давно бы это сделали.
Андрей волновался.
«С чего это меня в штаб пригласили? Может, в биографию внимательно вчитались? Хотя Нольман так и говорил мне. Заинтересует их моя личность».
Двери распахнулись, и вышедший оттуда унтер-офицер жестом пригласил его войти. Сам он не последовал за Андреем, а только прикрыл двери.
Рогожин вошел в кабинет, где сидел офицер в мундире СС. Он был молод, не старше 35 лет, худощавого сложения, с тонкими чертами лица, беловолосый. Витой эполет на правом плече ни о чем не сказал Андрею, но на его петлице было две полосы и четыре ромба.
«Майор, – догадался Андрей. – Немец из CD».
– Курсант Рогожин! – представился Андрей.
Офицер предложил Андрею сесть на стул и представился по-немецки:
– Dietmar. Mitarbeiter-SD. Und Sie sind Andrei Rogozhin, ein Kadett und eine ehemalige gew"ohnliche Armee der Bolschewik. (Барон фон Дитмар. Сотрудник СД. А вы Андрей Рогожин, курсант школы и бывший рядовой армии большевиков).
– Ja, Herr Hauptmann. (Так точно, господин барон).
– Du sprichst gut deutsch. Obwohl Sie den Akzent haben. Wo hast du die Sprache gelernt? (Вы неплохо говорите по-немецки. Хотя акцент у вас есть. Где вы учили язык?)
– Meine Mutter spricht Deutsch. Ich habe die Sprache an der Universit"at gelernt. Mein Vater kann auch deutsch. Obwohl er besser in Englisch ist. (Моя мать владела немецким, и в университете я его учил. Да и отец неплохо на нем изъяснялся. Хотя он лучше владел английским. )
– Oh! Sprichst du Englisch? (О! Так вы и по-английски говорите?)
Рогожин ответил по-английски:
– Yes. And in French. But much worse. At home, we often spoke in foreign languages. My father claimed that it could be useful. (Да. И по-французски. Но значительно хуже. У нас дома часто говорили на иностранных языках. Отец утверждал, что это может пригодиться).
– It is perfectly. I need translators, Mr. Rogozhin. And you are not so brave warrior, as I understand from your papers. And for you this is a chance to be away from the war, where your unit will soon go. (Это отлично. Мне нужны переводчики, господин Рогожин. А вы не столь смелый воин, насколько я понял из ваших бумаг. И для вас это шанс быть подальше от войны, куда в скором времени отправится ваша часть).
– Вы предлагаете мне работу, господин барон?
– Именно так. Нам не хватает переводчиков. Нужно допрашивать пленных русских, – соврал Дитмар. Рогожин был ему нужен совсем не для этого. Но он хотел видеть реакцию молодого человека. – А ваши знания неплохи, как мне доложили, и я сам теперь в этом убедился. Вы будете произведены в унтер-офицеры и станете получать неплохой паек. Да и под пули вас не погонят.
– Это предложение или приказ, господин барон?
– Предложение, господин Рогожин. Ибо не каждый справится с той работой, что я вам предлагаю. Переводить вы станете во время допросов. А там будет кровь, и будут страдания. Чужие, не ваши. Но не каждый это сможет выдержать.