Под чужим знаменем
Шрифт:
– Что ты! Наоборот! – Лацис оживился, его голубые глаза озорно заблестели. – Наоборот, доктора Полякова надо немедленно освободить и извиниться перед ним. А вот, скажем, на Прорезной пусть Мирон узнает, что господин Тихомиров арестован чекистами… Понимаешь?
– П-понимаю, – сначала не очень уверенно ответил Фролов, затем тоже озорно заулыбался. – Понимаю!..
На следующий день Мирон продолжил свои обходы по адресам. Побывал на Бассейной – там было все спокойно. Господина Карташева, правда, он не застал, но словоохотливая прислуга сказала,
На Безаковской при повторном посещении ему открыл сам доктор Поляков. В квартиру не впустил, сказав, что больше не практикует.
С Безаковской Мирон снова отправился на Прорезную, нашел знакомый дом. Украдкой осмотревшись, он хотел уже войти во двор, как навстречу ему вышла дородная дворничиха в фартуке. Это было как раз то, что нужно Мирону. Он спросил:
– Не скажете, вроде где-то здесь квартира Тихомирова?
Дворничиха неторопливо оглядела Мирона с головы до ног и в свою очередь спросила:
– А ты по делу какому или же сродственник?
– Во-во! – обрадованно закивал Мирон. – Сродственник я!.. Близкий, можно сказать, сродственник.
Дворничиха скорбно подперла кулаком увесистый подбородок и, к ужасу Мирона, запричитала:
– Двадцать лет жил туточки Сергей Александрович. Курицу не заобидел, не то что человека. И на тебе, злыдни подколодные! Да что же это такое – милейшего человека!..
Мирон, воровато оглядываясь, попятился от дворничихи.
– Кол тебе в глотку! – просипел он. – Что ты, дурная баба, орешь на всю улицу!
– Так в Чеку его намеднись забрали, – продолжала причитать дворничиха.
Мирон ощерился и сунул руку в карман поддевки. «Скорей, скорей отсюда!» – заторопил он себя.
Через несколько мгновений он уже шел вверх по Прорезной. Шел, еле сдерживая звериное желание бежать, как можно дальше бежать от этой тихой улочки, от этого в одночасье ставшего ему чужим города.
К вечеру Мирон ушел из Киева. А на следующее утро чекисты доложили, что он благополучно перешел линию фронта.
Об этом и сообщил Фролов Лацису, явившись для ежедневного утреннего доклада.
– Ну что ж! Будем надеяться, мы правильно расшифровали эту головоломку. – Лацис внимательно взглянул на Фролова: – Есть еще новости?
– Да, – сдержанно ответил Фролов.
– Садись!
Лацис не любил, когда ему докладывали стоя. Он умел слушать. Часто просил повторить. Тут же сводил воедино разрозненные, слышанные им в разное время факты. Тут же их анализировал.
– Кольцов сообщает, что к Деникину прибыли представители английской и французской военных миссий… – нарочито бесстрастным голосом начал Фролов. – На днях их ожидают у Ковалевского.
– Вот как? – удивленно вскинул брови Лацис.
– Судя по штабной суете, Ковалевский готовится к переговорам.
– Давай-ка посоветуемся со специалистом, – предложил Лацис и позвонил по телефону. Потом долго молчал, размышляя о своем. Минут через пятнадцать в кабинет деловито вошел начальник оперативного отдела 12-й армии Басов. Одет щегольски – в новенький защитного цвета военный костюм из мериносового сукна. Лицо озабоченное, взгляд многозначительный. Четко доложил о себе, поднял на Лациса
– Хочу с вами проконсультироваться, – сказал председатель ВУЧК. – Нам стало известно, что военные миссии французов и англичан после посещения Деникина намерены встретиться в Харькове с Ковалевским. Предстоят переговоры… Как вы думаете, что бы все это могло означать? – спросил Лацис совсем будничным тоном.
Басов на мгновение задумался, утвердительно тряхнул головой:
– По-иному и быть не должно… Не так давно нам прислали прессу. Английская «Таймс» опубликовала заметку. В ней говорится, что пост военного министра в новом русском правительстве, вероятно, будет предложен генералу Ковалевскому, – четко отвечал гость. – Таким образом, генерал Ковалевский для союзников уже не просто командующий Добровольческой армией, но и без пяти минут военный министр…
«Ишь, словно по-писаному отвечает! – пытливо поглядывая на Басова, одобрительно подумал Фролов. – Это ж сколько надо было учиться, чтоб вот так грамотно уметь все анализировать!..»
– Что касается переговоров, то что ж, и это понятно, – продолжал между тем Басов. – Добровольческая армия движется на Москву. И Деникин справедливо решил, что Ковалевский лучше знает нужды в вооружении, а главное – лучше сумеет выпросить все необходимое. Заметьте, психологический фактор: одно дело – вести переговоры в Екатеринодаре, а иное – в Харькове, откуда до Москвы рукой подать… Но это, конечно, мои предположения. Вполне возможно, что я ошибаюсь!.. – После этого Басов выразительно посмотрел на часы с затейливой монограммой, которые извлек из кармана галифе, с деловой озабоченностью спросил: – Могу ли я быть еще чем-либо полезен?..
Когда Басов вышел, Лацис перехватил взгляд Фролова.
– Да, отличный штабист… Толковый, – подтвердил Лацис. – Он прав. Союзнички, конечно, едут к Ковалевскому, чтобы подтолкнуть его в спину. Им не меньше, чем Деникину, нужна Москва. На помощь они не поскупятся. Да и сам Ковалевский – не промах, уж он-то попытается выжать у них побольше вооружения… Да, это будет очень важное совещание. – И, не меняя интонации, неожиданно спросил: – А что с Красильниковым, уточнил?
– В тюрьме.
– Н-да… – удрученно произнес Лацис. – И Кольцов тоже, как я понимаю, на грани разоблачения… – Лацис, перегнувшись через стол, ровным, суховатым голосом жестко добавил: – Да-да! К сожалению, это суровая и горькая истина. Об этом красноречиво свидетельствуют проверки, которым подвергается Кольцов. Они участились. Щукин ему не верит… подозревает… Даже если он не скоро докопается до истины, в такой обстановке много не сделаешь.
– Что вы предлагаете? – еще не до конца понимая, куда клонит Лацис, негромко спросил Фролов.
– Пока не поздно, пока есть время, создавать в Харькове еще одну, запасную сеть. И своевременно выхватить из штаба Ковалевского Кольцова… Мне кажется, что в Харьков нужно идти тебе. Совещание Ковалевского с англичанами и французами нас будет очень интересовать. И полагаться в этом деле сейчас только на Кольцова – боюсь – рискованно!..
Глава двадцать вторая