Под гнетом страсти
Шрифт:
Все сказанные ее при Лизе слова казались теперь несбыточным, бессмысленным бредом.
Через неделю придется дать окончательный ответ князю. Согласиться — значит воздвигнуть вторую стену между ней и Владимиром.
Не согласиться, видеть, как любимый человек обвенчается с другой, продолжать видеться с ним — это пытка, при одной мысли о которой она вздрагивала всем телом, как от физической боли.
Около двух часов сидела она неподвижно, обдумывая свое положение, но ничего не придумала, встала и прошла в гостиную.
Там она застала одну Лору, лежащей на кушетке, и хотела уже уйти, когда та небрежно спросила:
— Князь Облонский был здесь?
— Да, был, а что?
— Так!
Лора повернулась на кушетке.
В передней послышался звонок.
Через минуту до слуха Анжелики донесся голос Ртищева, справлявшегося, дома ли граф Владимир Николаевич.
Получив утвердительный ответ, он прошел к нему в кабинет.
Владимир сидел перед письменным столом и так глубоко задумался, что заметил товарища только тогда, когда он дотронулся до его плеча.
— Как поживаешь, Саша? Садись, пожалуйста.
Он придвинул ему стул.
— Я пришел проститься с тобой; я уезжаю за границу, — проговорил Александр Михайлович, смотря в сторону.
Прежде чем удивленный этим неожиданным известием Владимир успел выговорить слово, из гостиной послышались громкие истерические рыдания графини Лоры.
Молодые люди вскочили.
— Что такое?
— Постой, я пойду узнаю, — и с этими словами Владимир вышел.
Войдя в гостиную, он увидел Лору, лежащую в истерике на кушетке, мать, хлопотавшую около нее, и Анжелику, помогавшую ей.
Увидя Владимира, последняя вышла из комнаты.
— Что случилось, maman? — спросил он. Графиня повернула к нему свое взволнованное, сердитое лицо.
— Бедняжка получила такой удар, поразивший ее в самое сердце! Немудрено, что она в таком отчаянии. Этот низкий, гадкий человек, эта дрянь…
Марья Осиповна задыхалась от злобы.
— Кто такой? — изумился сын.
— Князь, князь Облонский! — почти закричала графиня. — Представь себе, какой подлец! Так ухаживать и увлекать девушку, а потом делать предложение другой! — продолжала она, забывая, что последнее время Облонский не глядел на ее дочь.
— Кому он сделал предложение? — бледнея, спросил он.
— Кому же, как не нашей красавице! Только Анжелике и возможно отбивать женихов из-под носа! Совсем всех очаровала, даром, что дочь какой-то итальянки, — раздраженно, насмешливо говорила Марья Осиповна, примачивая голову дочери одеколоном.
У Владимира помутилось в глазах.
— Она согласилась? — чуть слышно спросил он, хватаясь за спинку стула.
— А Бог ее знает, — с сердцем ответила графиня. — Она всегда была какая-то особенная, но все-таки не думаю, чтобы отказалась от такой партии.
Владимир вернулся в кабинет, с трудом скрывая свое волнение.
— Что там такое? — спросил его Ртищев.
— Так… ничего, пустяки! О чем, бишь, мы говорили? Да, ты хочешь уехать. Это зачем? — переменил разговор граф.
Ртищев не сразу ответил ему.
— Володя, я бы не хотел никому говорить этого, только тебе… Видишь ли, я… сделал предложение Анжелике Сигизмундовне и… и она отказала мне, — тише добавил он.
— Ты, ты тоже любишь ее! Еще один лишний поклонник не мешает! — горько захохотал граф. — Знаешь ли ты, мой бедный друг, что князь Облонский просил сегодня ее руки и получил ее согласие.
— Она сказала мне, что любит другого! — глухо проговорил Александр Михайлович.
— Она это сказала? — воскликнул Владимир, но, сейчас же спохватившись, замолчал и подошел к окну.
Если бы Ртищев сказал ему это сегодня утром, он был бы убежден, что она любит именно его — Владимира. Он слишком хорошо помнит этот взгляд любви на их вечере. Но теперь, теперь он не мог этому верить: она, вероятно, любит Облонского, если выходит за него замуж.
— Прощай, Владимир, — проговорил Александр Михайлович, подходя к нему, — мне надо еще пойти… туда, проститься…
Обняв товарища, он было направился к двери, но вдруг упал в кресло с глухим стоном и прошептал:
— О, как я люблю ее, Володя, как тяжело!
Граф, бледный, молча смотрел на него.
Через мгновение Ртищев вскочил и быстрыми шагами вышел из комнаты.
Он хотел видеть графиню, но ему сказали, что она около больной дочери и не может принять.
Графа не было дома.
Проходя через гостиную, он столкнулся лицом к лицу с Анжеликой.
Она вспыхнула, он побледнел.
— Анжелика Сигизмундовна, я уезжаю на днях из Варшавы и, вероятно, надолго. Прощайте, желаю вам счастья и всего, всего лучшего…
Он взял ее руку и страстно прижал к губам. Она ласково взглянула на него.
— До свиданья, мой друг, благодарю вас за пожелание, только… едва ли оно исполнится, — грустно добавила она, — будьте здоровы и… забудьте меня.
— Никогда, никогда я не забуду вас! — горячо воскликнул молодой человек и, заметив задумчивое, печальное выражение ее лица, уже тревожно спросил:
— Вы несчастливы, Анжелика Сигизмундовна, но мне кажется… я слышал, что вы выходите за…
— Не спрашивайте меня, — быстро перебила она его, наскоро пожала ему руку и прошла мимо.
Он несколько секунд смотрел ей вслед. Две крупные слезы выступили на его глазах… Он махнул рукой и уехал. Елен, вернувшись с прогулки, застала всех в странном расположении духа: Владимир сидел запершись в кабинете, Анжелика с бледным, застывшим лицом была похожа на статую; Лора лежала в постели и не хотела ни с кем говорить, а графиня ходила по комнате скорыми шагами.