Под кардинальской мантией
Шрифт:
— Мне не позволяют видеться с Клоном, — медленно ответила она.
— Ну так пусть ваша служанка предупредит его, — сказал я, — иначе он чем-нибудь выдаст меня.
— Нам не позволяют видеться и с нашими служанками.
— Что вы говорите? — с изумлением воскликнул я. — Но это возмутительно! Вы же не пленницы!
Мадемуазель резко засмеялась.
— Не пленницы? Конечно, нет, потому что капитан Ларолль велел передать нам, на случай, если мы будем скучать, что он будет рад занять нас своей беседой… в гостиной.
— Он занял вашу гостиную?
— Он
— Хорошо, — сказал я. — В таком случае мне придется как-нибудь самому уладить дело с Клоном. Но у меня есть еще одна просьба к вам, мадемуазель: я желал бы, чтобы вы и ваша сестра завтра в обычное время сошли вниз. Я буду ждать вас в гостиной.
— Нельзя ли избежать этого? — сказала она испуганно.
— Вы боитесь?
— Нет, сударь, я не боюсь, — с гордостью ответила она, — но…
— Вы придете?
Она вздохнула и потом наконец сказала:
— Хорошо, я приду, если вы желаете этого.
С этими словами она скрылась за углом дома, а я невольно улыбнулся при мысли о замечательной бдительности этих достойных офицеров. Мосье де Кошфоре свободно мог быть с сестрою в саду, разговаривать с нею так, как разговаривал я, мог даже проникнуть в дом, и они не подозревали бы этого. Но таковы уж все солдаты. Они всегда готовы встретить неприятеля, когда он приходит с барабанами и знаменами… в десять часов утра. К сожалению, он не всегда является в этот час.
Я подождал немного, затем, пробравшись ощупью к двери, постучал в нее эфесом шпаги. Сзади меня послышался собачий лай, а звуки застольной песни, которую пели хором в восточном флигеле замка, тотчас утихли. Открылась внутренняя дверь, и сердитый голос, принадлежавший, очевидно, офицеру, стал бранить кого-то за медлительность. Еще мгновение, и безмолвная передняя наполнилась звуками голосов и шагов. Я услышал стук отодвигаемого засова, затем дверь распахнулась, и фонарь, за которым смутно виднелась дюжина лиц, был поднесен к самому моему носу.
— Это что за образина? — воскликнул один из солдат, с изумлением глядя на меня.
— Смотрите! Да это он и есть! — закричал другой. — Хватайте его!
В мгновение ока на моем плече очутилось несколько рук, но я в ответ лишь вежливо поклонился.
— Капитан Ларолль, друзья мои, где он? — спросил я.
— Черт! Кто вы, скажите нам сначала! — сказал человек, державший в руке фонарь.
Это был высокий, худой сержант со злым лицом.
— Я не де Кошфоре, приятель, — ответил я, — и этого довольно для вас. Во всяком случае, если вы сейчас не позовете капитана Ларолля и не впустите меня, вы будете сожалеть об этом.
— Хо-хо-хо! — ответил он. — Какой вы сердитый! Ну что ж, войдите.
Они пошли вперед, а я вступил в переднюю, не снимая шляпы. На большом очаге, видимо, горел недавно огонь, но он успел погаснуть. Три или четыре карабина были прислонены к стене, а возле них лежала куча ранцев и немного соломы. Поломанный стул и полдюжины пустых мехов от вина, разбросанных по полу, придавали
— Господа! — сказал я. — Можно ли так вести себя в порядочном доме, негодяи? Возмутительно! Будь я вашим начальником, я бы вас посадил на деревянную лошадь!
Они смотрели на меня, разинув рты; моя смелость изумляла их. А сержант нахмурился и в первую минуту не нашелся даже, что ответить.
— Что же делать? — сказал он наконец. — Мы не знали, что к нам явится фельдмаршал и потому не приготовились.
И, бормоча себе под нос крепкие слова, он повел меня по хорошо знакомому коридору. У дверей гостиной он остановился.
— Доложите о себе сами, — грубо сказал он, — и если вам зададут баню, не пеняйте на меня.
Я поднял ручку двери и вошел.
За столом, стоявшим у очага и заставленным стаканами и бутылками, сидели, играя в кости, два офицера. Кости резко застучали по столу, когда я вошел, и метавший, не выпуская чашки из рук, обернулся ко мне с нахмуренным лбом. Это был белокурый мужчина, высокого роста, с красными щеками. Он сидел без кирасы и сапог, и его дублет был помят и запачкан в тех местах, где давили латы. Но зато остальные принадлежности его костюма были по последней моде. Его темный галстук, завязанный так, что передние кружевные концы свободно болтались, был сделан из самой тонкой материи; большой пояс голубого цвета с серебром имел по крайней мере фут ширины. В одном ухе у него блестел бриллиант, а его крошечная бородка была заострена, как у испанца. Должно быть, он ожидал увидеть сержанта, потому что при виде меня медленно поднялся с места.
— Что за дьявольщина? — сердито закричал он. — Эй, сержант! Сержант! Что за… Кто вы, сударь?
— Капитан Ларолль, я полагаю? — спросил я, вежливо снимая шляпу.
— Да, я капитан Ларолль, — ответил он. — Но кто вы такой, черт возьми? Вы не тот, кого мы ищем!
— Да, я не господин де Кошфоре, — спокойно ответил я. — Я только гость в этом доме, капитан. Я пользуюсь некоторое время гостеприимством мадам де Кошфоре, но по несчастной случайности меня не было в доме, когда вы явились сюда.
С этими словами я подошел к очагу и, отодвинув в сторону большие сапоги капитана, подбросил в огонь несколько поленьев.
— К чертям! — прошептал он, и никогда я не видел человека, более остолбеневшего. Но я сделал вид, что смотрю на его товарища, дюжего седого ветерана с длинными усами, который сидел, откинувшись на спинку стула, и удивленно смотрел на меня.
— Добрый вечер, господин лейтенант, — сказал я, кланяясь. — Хорошая погодка сегодня!
Тут разразилась буря.
— Хорошая погодка! — закричал капитан, к которому наконец вернулся голос. — К чертям! Да знаете ли вы, что я распоряжаюсь в этом доме и что никто не смеет здесь оставаться без моего позволения? Гость? Гостеприимство? Бабьи сказки! Лейтенант, позовите стражу! — сердито повторил он. — Где эта обезьяна-сержант?