Под кардинальской мантией
Шрифт:
— Ничего нового, мосье? — сказала она, садясь на свое место и бросая при этом на меня быстрый взгляд.
— Ничего, мадемуазель.
— В деревне обыск?
— Кажется, что так.
— Где Клон?
При этом она понизила голос, и на лице ее усилилось выражение тревоги. Я покачал головой.
— Думаю, что они его заперли где-нибудь, — ответил я, — и Луи также. Я не видел ни того, ни другого.
— А где?.. Я думала найти их здесь, — пробормотала она, искоса поглядывая на два пустых места.
Слуга принес кушанья.
— Они скоро будут здесь, — спокойно ответил я. — Но не будем терять времени. Немного вина и пищи подкрепят силы мадам.
— Мы переменились ролями, — сказала она с печальной улыбкой. — Вы сделались хозяином, а мы — гостями.
— Пусть будет так, — весело сказал я. — Советую вам отведать это рагу. Полно вам, мадемуазель, ведь голодать не полезно ни при каких обстоятельствах. Хороший обед не одному человеку спас жизнь.
Это было сказано, кажется, немного некстати, потому что она задрожала и с испуганной улыбкой посмотрела на меня. Но тем не менее она уговорила сестру приняться за еду, а затем и сама положила себе на тарелку немного рагу и поднесла вилку к губам. Но через секунду она снова опустила ее.
— Не могу, — пробормотала она. — Я не могу проглотить ни кусочка. Боже мой! Быть может, теперь как раз они настигли его!
Я уже думал, что она зальется слезами, и раскаивался, что уговорил ее сойти к обеду. Но ее самообладание еще не было исчерпано. С усилием, на которое было жалко смотреть, она совладала с собой, снова взяла вилку и заставила себя проглотить несколько кусочков. Затем она бросила на меня выразительный взгляд.
— Я хочу видеть Клона, — прошептала она.
Человек, прислуживавший нам, в эту минуту вышел из комнаты.
— Он знает? — спросил я.
Она кивнула головой, причем ее прекрасное лицо странным образом исказилось. Ее губы разжались, и за ними показались два два ряда плотно сжатых зубов; два красных пятна выступили у нее на щеках. Глядя на нее в эту минуту, я почувствовал мучительную боль в сердце и панический страх человека, который, проснувшись, видит, что падает в бездну.
Как они любили этого человека!
На мгновение я потерял способность речи. Когда я взял себя в руки, мой голос звучал резко и хрипло.
— Он хороший доверенный, — сказал я. — Он не может ни читать, ни писать, мадемуазель.
— Да, но…
Она не договорила, и ее лицо приняло напряженное выражение.
— Они идут, — прошептала она. — Тише… Неужели… неужели… они нашли его? — пролепетала она, с трудом поднимаясь и облокачиваясь о стол. Мадам продолжала плакать, не сознавая, что происходит вокруг.
Я услышал тяжелую походку капитана и с трудом удержался от громкого проклятия.
— Они не нашли его, — прошептал я, дотронувшись до руки мадемуазель. — Все благополучно, мадемуазель! Прошу вас, успокойтесь. Садитесь и встретьте их, как будто ничего не случилось. И ваша сестра… Мадам, мадам! — закричал я почти резко. — Успокойтесь! Вспомните, что вам нужно играть роль!
Мои увещевания подействовали до некоторой степени. Мадам заглушила свои рыдания. Мадемуазель глубоко вздохнула и села на свое место. Ее лицо было по-прежнему бледно, она вся дрожала, но самое худшее уже прошло.
И было время! Дверь распахнулась настежь, и капитан ввалился в комнату с громкими проклятиями.
— К чертям собачьим! — закричал он, побагровев от злости. — Какой дурак перенес эти вещи сюда? Мои сапоги! Мой…
Его рот так и остался раскрытым. Он был поражен новым видом комнаты, зрелищем общества за столом, всеми теми переменами, которые я произвел.
— Святый Боже! — пробормотал он. — Что это значит?
Седая голова лейтенанта, выглядывавшая из-за его плеча, дополняла картину.
— Вы опоздали, господин капитан, — сказал я веселым тоном. — Мадам обедает в одиннадцать часов. Но все равно, садитесь, для вас приготовлены места.
— Да что же это такое?! — пролепетал он вновь, с изумлением глядя на нас.
— Боюсь, что рагу уже остыло, — продолжал я, заглядывая в блюдо и притворяясь, что не замечаю изумления капитана. — Зато суп еще горяч. Но вы, кажется, не замечаете мадам?
Он уже раскрыл рот для нового ругательства, но вовремя опомнился.
— Кто… кто выбросил мои сапоги в коридор? — спросил он, хрипя от ярости.
Он не отвесил поклона дамам и вообще игнорировал их присутствие.
— Кто-нибудь из слуг, я полагаю, — небрежно ответил я. — А что, разве что-нибудь пропало?
Он молча посмотрел на меня. Затем перевел взгляд на плащ, повешенный снаружи. Он вышел в сад, увидел на траве свои кобуры и другие вещи. Затем вернулся назад.
— Что это за ослиные шутки? — закричал он, и на лицо его в эту минуту просто противно было смотреть. — Кто затеял все это? Отвечайте, сударь, или я…
— Тише, тише, здесь дамы, — сказал я. — Вы забываетесь, сударь.
— Забываюсь? — прошипел он, на этот раз уже не удерживаясь от ругательств. — Что вы мне тут говорите о дамах? Мадам? Скажите пожалуйста! Неужели выдумаете, дуралей, что мы являемся в дома мятежников для того, чтобы кланяться там, улыбаться и брать уроки танцев?
— В данном случае были бы более уместны уроки вежливости, мосье, — серьезно ответил я и поднялся с места.
— Все это сделано по вашему распоряжению? — спросил он, нахмурив брови. — Отвечайте мне, слышите?
— Да, по моему, — прямо ответил я.
— В таком случае получите это! — воскликнул он, бросая мне свою шляпу в лицо. — И идемте отсюда.
— С удовольствием, сударь, — ответил я, кланяясь. — Сию минуту. Позвольте мне только найти свою шпагу. Она, кажется, в коридоре.
И я пошел за ней.
Вернувшись назад, я увидел, что оба мужчины ожидают меня в саду, между тем как дамы, поднявшись из-за стола, с побледневшими лицами стоят посреди комнаты.
— Вам следовало бы увести сестру наверх, мадемуазель, — тихо сказал я, на мгновение останавливаясь подле них. — Не бойтесь, все кончится хорошо.