Под крылом доктора Фрейда

Степановская Ирина

Альфия все молчала, и он не знал, как себя вести.

— У вас тут как дома.

Альфия поставила на место кувшин, прошла и села за свой рабочий стол. Рыбки выплыли из-за камня и стали тыкаться носами в стекло в ожидании обеда.

— Когда я была студенткой, у нашего профессора психиатрии был похожий кабинет. В нем проходили заседания научного кружка.

— А в хирургическом центре, где я раньше работал, такой уютный кабинет был разве что у заведующего патологоанатомическим отделением.

Альфия

неопределенно хмыкнула.

— Знаете, а я ведь почувствовал, что главный врач меня направит именно к вам.

Какую глупость он сморозил, не подумав! Получилось, что он с ней заигрывает.

Альфия нахмурилась.

«Сколько же ей лет? — подумал Дима. — Наверное, больше тридцати. Лет тридцать пять — тридцать шесть. И хотя лицо гладкое, без морщин, выражение не девичье — серьезное».

— Ну ладно, мальчик. Все-таки расскажи, что ты знаешь о психиатрии? — Альфия еще не выработала о Диме собственного мнения, но раз судьба свела их вновь, почему бы ей опять не пококетничать? У нее с утра было хорошее настроение.

— О психиатрии? — Дима решил не кривить душой. — Почти ничего. Кроме того, что это сложная, непонятная, малоизученная специальность.

Альфия удивленно приподняла брови.

— Ничего не знаешь? Как же это так? Чтобы попасть сюда на работу, нужно выдержать непростой конкурс.

— Дуракам везет, — отозвался Дима. — Вот такое странное произошло стечение обстоятельств. Но главный врач сказал, что вы меня всему научите…

— Чему это «всему»? — ухмыльнулась Альфия.

Дима посмотрел на нее, немного покраснел и промямлил:

— Психиатрии.

— А-а! Слава богу!

«Какой он все-таки еще молодой! — думала Альфия. — И не нахал. В целом приятный молодой человек».

А Дима с сожалением вспомнил, что в его дипломе было только три четверки против всех остальных отличных оценок — судебная медицина, «глазки», то бишь глазные болезни, и… психиатрия. Психиатрию изучали на пятом курсе, а он в это время уже вовсю дежурил в хирургическом отделении ночным медбратом. Он вспомнил это так отчетливо, как будто все было вчера. Какое счастливое время!

Альфия воткнула вилку чайника в розетку, открыла коробку конфет.

— Любишь сладенькое?

— В принципе, нет.

— Обрати внимание, наши больные все время сахар едят. Хрумкают, будто кролики.

Дима сказал:

— Эндорфинов им, наверное, не хватает. Гормонов радости.

— Ну да. — Альфия прищурилась. — Так в женских журналах пишут. На вот, почитай литературу посерьезнее. — Она порылась на полках книжного шкафа и протянула ему толстый потрепанный журнал. — Закладкой отмечено.

— «Психиатрия», — Дима посмотрел обложку, год издания. И подумал: «Не первой свежести, однако, журнальчик».

— Не осетрина, — угадала Альфия его мысли. — Во всяком случае, с тех пор в теорию биохимизма мозга мало что добавлено.

Дима индифферентно положил журнал на столик, передернул плечами.

— В хирургии за десять лет был совершен прорыв, сопоставимый с полетом в другую галактику.

«Он что, дурак?» — Альфия подошла к низкому креслу, демонстративно уселась в него и картинно закинула ногу на ногу.

— Знаешь что, дорогой. — Она взяла двумя пальцами из коробки шоколадную конфету, широко раскрыла рот и вложила в него конфету целиком, не раскусывая, медленно прожевала. — Я бы тебе посоветовала как можно быстрее начать осваивать новую специальность. Иначе какой смысл в твоем приходе? Для того чтобы все время оглядываться назад и ничего не делать?

Дима был оскорблен.

— Я еще никогда в своей жизни не был балластом.

— Тем лучше.

Чайник вскипел, но Альфия не стала заваривать чай. Она взяла с книжной полки баночку с кормом для рыб, кинула щепотку в аквариум, обернулась к Диме.

— Значит, запомни. Твои больные — с тридцатой койки по сорок пятую. Пока пятнадцать человек. Вот истории болезни. Через полчаса пойдем на обход.

С этими словами она легко провернулась на каблуках и вышла из ординаторской.

Дверь тяжело захлопнулась, и новый доктор отделения остался один. За окном о чем-то весело просвиристела синица. Диме показалась, что она над ним посмеялась.

Оля Хохлакова

— Слышали, у меня теперь будет новый доктор?!

Закончив обед, Оля Хохлакова тщательно протерла туалетной бумагой большую алюминиевую ложку, аккуратно завернула ее в шелковую тряпочку, сверху перевязала ленточкой, упаковала в полиэтиленовый пакетик. А пакетик завернула в упаковочную бумагу и аккуратно поместила в необъятный карман своей вытянутой цветастой кофты. Вопрос ее был адресован Насте и Марьяне — еще довольно молодой женщине, чья кровать располагалась от Настиной с другой стороны.

— Симпатичный? — поинтересовалась Марьяна.

— Красавчик. Как из кино. — Хохлакова закатила глаза и прижала руки к груди. — Только, чур, девчонки, не лезть! Он — мой. А если начнете с ним шуры-муры, я вам обеим морды-то расцарапаю!

— Если красивый, значит, подослан, — заметила Марьяна.

— Кем подослан? — весело посмотрела на нее Хохлакова.

— Не знаешь, что ли, кем? Ходят, все вынюхивают, выискивают… Надоело уже.

Марьяна была полноватой черноглазой брюнеткой с одутловатым лицом, с короткой стрижкой, открывающей невысокий, совершенно гладкий лоб и короткую крепкую шею.