Под крылом доктора Фрейда
Шрифт:
Сова с силой захлопнула дверь. У Дмитрия Ильича мелькнула мысль, что звук хлопающих дверей теперь будет преследовать его всю жизнь. А у Насти ничего не мелькнуло. Она вдруг спокойно перевернулась на носилках на спину и заснула.
Давыдов
— Садитесь. — Альфия внимательно взглянула на мужчину, вошедшего в кабинет.
— Давыдов. — Виталий протянул Альфие свою визитную карточку.
Заведующая отделением прочитала надпись на карточке, встала и протянула Давыдову руку.
— Вы уже были у жены?
— Был. — По его лицу пробежала еле заметная судорога,
— Вы надолго в Москву?
— Как пойдут дела. — Он едва кивнул в сторону двери.
— Вы в отпуске?
— Нет. Совпало так, что меня в Москву вызвали по работе.
Альфия взяла Танину историю болезни, лежавшую отдельно, и стала листать. Ее лицо, загорелое и в этот момент непроницаемое, напомнило Давыдову маску таинственного восточного божка. Или жены Будды.
— Все-таки когда я могу надеяться забрать жену домой?
Длинные серьги слегка качнулись. Альфия подняла на него глаза.
— Хоть сейчас, вашу жену здесь никто не удерживает. Вы могли бы лечиться и в своем городе. Но я должна вас предупредить, что ее состояние все еще достаточно тяжелое. Она нуждается в ежедневном наблюдении.
Он помолчал.
— Все это не укладывается у меня в голове. Знаете, она ведь была совершенно здорова…
Альфия перебила его:
— Еще раз повторяю, насильно вашу жену я здесь не держу.
Давыдов испугался.
— Нет-нет, не подумайте, что я не доверяю вашему мнению, однако…
Альфия сощурила глаза, жестко сказала:
— Однако это болезнь. — И положила историю болезни в папку. — Вам тяжело это осознать, но с этим придется смириться. Ваша жена нуждается в лечении. Может быть, в течение нескольких недель, может быть, месяцев, пока не наступит стойкое улучшение. Тогда ее можно будет выписать. Но когда наступит улучшение — еще большой вопрос.
— Но почему так долго?!
Давыдов рассердился. Женщина перед ним корчила высшую инстанцию. Подумаешь, всезнайка! Лучший врач больницы! И лучшие врачи тоже ошибаются.
— А от чего это зависит?
— Не знаю. От индивидуальных особенностей мозга.
«Она не знает! — подумал Давыдов. — Это называется специалист. А кто тогда знает?»
— Подбор лекарств требует времени, — пояснила Альфия. — Другими словами, на одного больного лекарство может действовать хорошо, а на другого — никак. На третьего — плохо. Как лекарство будет действовать именно на вашу жену, я заранее сказать не могу. Вот пока и все.
Альфия развела руками, как бы показывая, что аудиенция закончена. Она устала. Что с того, что она была в отпуске всего месяц назад? Ее изматывала жара. Состояние матери тоже требовало напряжения. В последнее время у матери проявились новые, пугающие симптомы. До сих пор она думала, что мать страдает ранним склерозом. Расстройства кровообращения мозга и в более молодом возрасте не редки. Забывчивость, невозможность сформулировать мысли, скачущее давление — все это было привычно. Но появившиеся у матери в последнее время страхи, навязчивые разговоры, обжорство, злость — все это очень напрягало Альфию. «Неужели я ошиблась в диагнозе? — думала она. — Клиника развивается своим чередом. Настает время — новые симптомы сменяют старые. Моей вины тут нет. Но боже, кто бы знал, как тяжело лечить родного человека! То, что очень быстро распознаешь у человека постороннего как болезнь, у родственника
Давыдова возмутил ее равнодушно-скучающий вид.
— Александр Борисович мне обещал, что лечить мою жену будет лучший врач больницы. — Он еле сдерживался, чтобы не схватить эту косоглазую ведьму за горло. — Но он должен был предупредить меня, что его лучший врач окажется равнодушным человеком, который, видя страдания других людей, даже не возьмет на себя труд толком объяснить, что же все-таки произошло с моей женой. Что у нее за болезнь, откуда она взялась и какой предполагается план лечения?
Альфия поставила локти на стол, сцепила у рта кисти замком и, не перебивая, выслушала его длинную тираду. Давыдов ожидал в ответ взрыва, крика возмущения, негодования, гнева, но он никак не думал, что эта красивая женщина со скучающим видом тихо проговорит:
— Ну что вы пристали ко мне, как идиот! Ведь, судя по вашей карточке, — она швырнула его визитку на стол перед ним, — вы же сами занимаетесь проблемами мозга. Неужели вы не понимаете, насколько далеко зашло расстройство психики у вашей жены? — Она будто что-то вспомнила и криво усмехнулась. — У нее же, к счастью или к несчастью, не хирургическая патология! И в психиатрии нельзя каким-то чудом исправить болезнь за два-три дня. — Она подумала и добавила: — И я уверена, что пока никто не сможет. Точный диагноз я вам тоже не озвучу — у меня мало данных. Знаю сейчас я только одно: у вашей жены психическое заболевание, которое, повторюсь, требует длительного лечения и потом, возможно, наблюдения в течение минимум нескольких лет.
Давыдов взбеленился. Как она посмела его обозвать? Его, почти директора целого института! И разговаривать с ним в таком высокомерном тоне?
— Вы бездушная, невоспитанная дрянь, — прочеканил он. — И я не хочу, чтобы вы лечили мою жену.
На лице Альфии появилась презрительная гримаса.
— Да ради бога! Я не единственный в Москве психиатр.
Она встала со своего места, давая Давыдову понять, что разговор окончен, и подошла к полке, где стоял корм для рыб. У ее рыбок был очень неравномерный рацион. Когда Альфия сердилась или была озабочена чем-то, как сегодня, она кормила рыбок по несколько раз в день, каждый раз забывая, что уже это сделала. Они бы умерли от переедания, но в периоды кратковременного спокойствия Альфия забывала их покормить — и рыбки растрачивали нагулянный жирок.
Давыдов, выходя, шваркнул дверью так, что дрогнула стена Алиного кабинета. В душе его кипели гнев, разочарование и отчаяние. «Как она смела смотреть на меня с таким превосходством!» Он готов был растерзать наглую врачиху, хотел стереть в порошок все зачуханное отделение, но податься ему было некуда, и это единственное соображение удерживало его от решительных действий.
Входная дверь была закрыта.
— Да выпустите же меня из вашего бардака! — В отчаянии заорал он, изо всех сил колошматя в створки, как в адовы врата.