Под крылом доктора Фрейда
Шрифт:
Альфия подошла к ней.
— Смотрите. Вам еще вредно переутомляться.
Нинка все не шла.
— Знаете, в Южной Америке работал врач. Его фамилия была Геринг…
Альфия удивилась:
— Родственник преступника, что ли?
— Нет. Это было гораздо раньше. Хотя он тоже был немец. Геринг исследовал свойства змеиного яда. Говорят, даже сам ловил змей. Сначала на животных, а последние опыты проводил на себе, потому что считал опасным подвергать риску жизни добровольцев. Однажды он ввел себе слишком большую дозу яда. У него развилась страшная
— И умер? — спросила Альфия.
— Умер. Но змеиным ядом с тех пор пользуются как лекарством. — Таня помолчала. — Здорово, правда?
К Альфие вернулось чувство юмора.
— Что он умер?
— Нет. Что до самой смерти его не покидали воля и интерес к работе.
Альфия улыбнулась.
— Я бы предпочла, чтобы он остался жив.
— Я тоже, — Таня помолчала. — А знаете, теперь во всех таких поступках я вижу отсвет религиозности. Только религии у всех разные.
— А вы помните, как вы горячо любили Бога в начале вашего болезненного пути?
— Смутно, — сказала Таня. — Но я прекрасно помню сцену из «Братьев Карамазовых», в которой один из братьев боится черта. Наверное, и я вела себя похоже.
— Примерно, — подтвердила Альфия.
Таня опять порозовела.
— Знаете, занятия наукой так увлекательны, что мне почти ничего не страшно. Я бы и с йодом опять поэкспериментировала — повторятся у меня прежние симптомы или нет?
— Может, лучше на кошках попробовать? Или на мышках, — сказала Альфия. — Вы же мне обещали, что с йодом покончено.
— Обещала, да, — нехотя подтвердила Татьяна. — Но мышки же не могут рассказать, какие чувства они испытывают к Богу.
— Может, еще полечимся в больнице? — полушутя предложила Альфия. — Рано я собралась вас выписывать.
— Нет-нет. Не буду я больше вас пугать. Но все-таки как бы мне хотелось перенестись хоть на минутку в то время, когда эта загадка будет разгадана!
— Чтобы ее узнать?
— Конечно.
Они опять помолчали. Потом Альфия вдруг посмотрела на Таню робко и даже беспомощно, с таким выражением, что Таня вдруг подумала про Альфию: «Вот такой она, наверное, была в детстве: нерешительная девочка с косичками».
— Знаете, — сказала Альфия, — я хочу с вами поделиться одним впечатлением. Это произошло лично со мной. Я была тогда студенткой. Один взрослый и очень умный дядька воспользовался моей влюбленностью в него. Никакого значения это не имеет, но, между прочим, он был моим профессором, психиатром. Мне пришлось сделать аборт. Так вот, мне тогда дали неполный наркоз. И я почти все чувствовала. Мне было больно… казалось, боль не кончится никогда… Но кроме боли, присутствовало еще одно странное ощущение. Я отлично помню, что, находясь частично под наркозом, я думала: «Это ад. Я попала в ад за то, что убила своего ребенка. Я заслуживаю этого наказания и буду мучиться так бесконечно». Скажите, что это со мной было? Ни до того момента, ни после я не была религиозна, в Бога не верила,
— Так подействовал наркоз. Вызвал подобие того ощущения, которое было у алкоголика Карамазова.
— Но почему именно ад? Почему мне не привиделась, скажем, война или какая-то другая катастрофа?
— Не знаю. Очевидно, подспудно подобные мысли всегда присутствуют в сознании. Вспомните, как мы привыкли говорить: «бога ради», «ей-богу», «богом клянусь», «прости меня, господи», «господи, боже мой…» — десятки вариантов.
— Но откуда они, если человек не верит в Бога?
— Ответ могут дать только язычники какого-нибудь африканского племени. Я думаю, их не посещают мысли об аде, зато они боятся какого-нибудь Страшного Вуду.
— Ну да. Так и у наших больных, бред может быть в большинстве случаев определен.
— Знаете, вера — ведь это не знание. Это — чувство.
— Любовь? — спросила Альфия.
— Любовь, — ответила Таня. Она поднялась на цыпочки на своих маленьких полных ножках и обняла Альфию.
— Вы замечательная! Спасибо вам за все!
Настя
Они нашли указанный дом очень быстро. Заехали во двор. Подошли к подъезду и нажали кнопку домофона. Никто не ответил. Позвонили консьержке.
— Кто-нибудь есть в квартире сорок пять?
— Не знаю, — подозрительно осмотрела их консьержка. — Хозяина я с утра не видела, а девушка, что у него гостит, ушла погулять.
Они переглянулись: «Будем ждать». Ираклий отвел машину подальше, в тень.
— Может, мне позвонить по тому номеру, что высветился? — Лариса достала мобильник и стала нажимать на кнопки.
— Смотри! — Ираклий схватил ее за руку. — По-моему, это они!
Из-за угла, обнявшись, выплыла парочка. В том, что парень влюблен, не было никаких сомнений: он так нежно поддерживал подругу за талию, так внимательно смотрел ей в глаза…
Они подошли поближе. У Насти в сумке раздался звонок.
— Тебе звонят, — сказал Дима.
— И пусть… — Она даже не пошевелилась.
Лариса проявляла настойчивость.
— По-моему, кто-то очень хочет тебя услышать. — Дима ослабил объятия, чтобы Настя могла достать телефон.
— Да я же сказала: плевать!
— Нет, так нельзя. Может, тебя разыскивают родители. Надо ответить. Они волнуются.
— Да они не могут знать этот номер. Это другой телефон!
Дима удивился:
— Как это другой?
Настя поняла, что сболтнула лишнее.
— Ну, — замялась она, — мне не нравился телефон, который у меня был, к тому же по нему все время звонила мама. И я купила другой. Получше.
— А откуда ты взяла деньги?
Ираклий дождался, чтобы влюбленные подошли к подъезду, и вышел из машины.
— Привет.
Следом вышла Лариса. Настя почувствовала и облегчение, оттого что прекратились расспросы про телефон (потом она что-нибудь придумает), и раздражение: «Ну почему их действительно не оставят в покое!»