Под маскои? ангела
Шрифт:
Воображение вмиг нарисовало чудовищные картины какой-то зверской подпольной лаборатории. Безжалостные сумасшедшие ученые или врачи, которые уже одного замучили своими экспериментами до смерти. И теперь, если босс решит, меня заставят заменить погибшего беднягу.
Острое желание жить накалило нервные окончания до предела. Все мышцы напряглись до такой степени, что меня начало подергивать от перенапряжения. Сердце закачало кровь в ускоренном темпе, мысли закружились в голове только вокруг одного слова: свобода!
А за ним принялись вспыхивать искрами адреналина неудержимые желания. Разорвать
Чудовищной силы энергия хлынула по венам. Я забыла себя, став кем-то совершенно другим: существом без мыслей с одним ярым стремлением: обрести свободу.
Приложила всего немного усилий, сцепила зубы, и услышала треск веревки. Она так неожиданно разорвалась, что я чуть не полетела вперед вместе со стулом кубарем по полу. Махнула руками, возвращая равновесие. Застыла. Наплыв энергии схлынул. Мысли одним большим скопом ворвались в голову, будто последнюю минуту гуляли где-то.
Как я разорвала веревку? И зачем? Ее куски разлетелись в разные концы комнаты. Теперь я или получу взбучку от похитителей, или мне придется доставать разорванную веревку, обматывать ею запястья, и притворяться привязанной.
Ну и как ее достать? Прыгать на стуле по комнате или быстренько развязать ноги?
Потянувшись к лодыжкам, застыла, глядя на кожу запястий — нежную, гладкую, без единой ссадинки или синячка. Не веря своим глазам, поднесла руки ближе к лицу в надежде найти хоть один след того, что запястья туго связывали веревкой. Но не нашла совершенно ничего.
Невероятно! Может, мне раньше лишь казалось, что они связаны туго? Наверно, я была слишком обессиленной и под действием непонятно какой гадости. Скорее всего, никаких ран и не было, а веревка держала запястья некрепко.
Более-менее согласившись про себя с этим выводом, я развязала лодыжки и поднялась. Голова несколько секунд покружилась, а по ногам пробежалась колкая дрожь. Они еще не до конца отошли от нахождения в одном положении и казались ватными, но я, не желая терять ни секунды, быстрым шагом прошлась в один угол, где подхватила веревку, и затем в другой. По пути к стулу принялась вертеть ее в руках, думая, как самой создать видимость того, что запястья до сих пор связаны. И вдруг заметила на веревке следы свежей крови.
Неосознанно хлопнула себя по плечу, куда мне кололи ту гадость. Нащупала на рукаве футболки дырочку и запекшуюся кровь, прилипшую к коже. Вот только боли совершенно не было. Закатала рукав, вывернула плечо ближе к лицу и обнаружила, что на нем не осталось даже ранки.
Что за чудеса?
Глава 22. Лео
Замок поддался быстро — даже быстрее, чем в прошлый раз. Я бесшумно отодвинул дверь, прислушиваясь к звукам в квартире. На кухне говорили двое мужчин. Голос Глеба узнал сразу. Интересно, кого это он позвал домой среди ночи? Хотя, кажется, я уже начинаю догадываться, кого именно.
Когда телефон Майи не отвечал после десяти попыток, пришлось действовать быстро и, как говорится, по уставу. Выключить эмоции. Оставить холодный расчет. Запертое на амбарный замок волнение отзывалось легкой дрожью в пальцах, пониженным вниманием на дороге, и еще какой-то
По пути к следующей точке я еле сдерживался от того, чтобы не выжимать из своей машины всю возможную скорость. Не хватало сейчас разбиться и валяться новые десять минут, чтобы склеиться. Или же вообще отбыть в мир иной. Регенерация у таких, как я, быстрая и отличная, но, к сожалению, не всемогущая. Я тоже могу умереть, как обычный человек, если получу очень серьезные раны.
Двести километров в час — максимум, с которым позволил себе ехать. И так промчался по городу пулей, лавируя между машинами, пролетая на красный и объезжая небольшие тянучки по пешеходным дорожкам. Даже несколько раз видел на хвосте копов, но черт, они лишь прибавили адреналина. Если уж от них оторвался, то и от Охотников давно уже должен был.
Давно — это имеется в виду еще вчера. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, кто похитил Майю и зачем. И в этом моя вина. Я должен был — должен, твою мать! — догадаться, что они решат пойти более хитрым путем: похитят мою девушку, чтобы потом вить из меня веревки, приставив ей нож к горлу.
Хуже всего не когда похищают кого-то из нас, ресемиторов. Ведь мы, благодаря дару, намного проще переносим и боль, и заточение, и жестокость. Самое ужасное: похищать наших любимых и родных — делая им больно, нами легко управлять.
Я понимал, что дорога в логово Охотников может закончиться для меня плохо. Они наверняка потребуют, чтобы я явился к ним сам, без хвоста из полсотни агентов Лагеря. Которые, конечно же, выехали почти сразу после моего звонка Мартину. Он поднял всех агентов и связался с Командиром местного Лагеря. Заставил и его поднять свою задницу, ибо именно в его городе до сих пор не выловили всех Охотников! В моем же городе очень давно их не видели — мы с Мартином в свое время хорошо постарались.
И пока ехал Мартин, пока не откликался телефон Майи, я решил сделать два важных дела, невыполнение которых себе уж точно не прощу, если откину копыта сегодняшней ночью.
— Джекпот! — воскликнул я, войдя на кухню и оперевшись спиной о стену. Глеб и его дружок прокурор — те самые два «дела» — медленно повернули головы в мою сторону. Еще несколько секунд назад так мило ворковали на тему: «Братюнь, ты не парься, в суде все порешаем, ты только нормально денюжек отсыпь», — а теперь как воды в рот набрали. — Чего молчим? Слова закончились?
Совершенно не стесняясь, я подошел к столу, наполнил пустую рюмку коньяком и, бросив «Ваше здоровье», опрокинул ее в себя. Скривился — ну что за гадость? Хорошо, хоть вроде тепло прокатилось по телу, прогнало немного напряжение.
Подчеркнуто громко я водрузил рюмку обратно на стол. Ребята переглянулись, но дар речи к ним так и не вернулся.
Ну разве весело давать им в морду без прелюдии? Хоть бы возмутились тому, что я присоединился к попойке без предупреждения.
А, кажется, знаю, почему так пялятся на меня: рубашка измазана, в волосах, вполне возможно, листики торчат и взгляд наверняка шальной, безумный — то ли с луны свалился, то ли из дурки сбежал.