Под маской Джокера

Инош Алана

– Ох… «Одна женщина пишет», – устало покачала головой Нелли, разгребая кипу листов с подчёркнутыми маркером строчками. – Это, конечно, веский аргумент. Более веский – только «мамой клянусь». А медицинскую литературу по этой теме ты не удосужилась поискать?

– Как же, напишут они тебе в этой литературе, – хмыкнула мать, не собираясь сдавать позиций. – Всё распишут красиво и замечательно, да только всё это – на бумаге! А на практике…

– И что ты предлагаешь делать? – вздохнула Нелли.

– А

ничего, – был ответ. – Просто в очочках пока пусть ходит. А когда перестанет расти классу к девятому, миопия сама стабилизируется.

– Может, и… стабилизируется, – сказала Нелли, вставая из-за стола и ловя падающие листы бумаги. – Но только к этому времени зрение у ребёнка будет… минус двадцать! Лучше остановить его падение сейчас, чем пускать всё на самотёк.

– Да не будет минус двадцать, не выдумывай! – упрямилась мать. – Максимум – минус семь-восемь. Можно ЛАСИК сделать.

– А у тебя есть деньги на эту ЛАСИК? У меня – нет, – отрезала Нелли.

– Ладно, ты подумай ещё, почитай, что я принесла, и сама не поленись, в Сети посмотри информацию. – Мать, сложив стопочкой распечатки, взяла настольное зеркало и принялась поправлять пряди в своём аккуратном каре. – Слушай, я уже пожалела, что в этот красный оттенок покрасилась! Сначала понравилось, но теперь что-то кажется, что он такой неестественный… Ну его, этот «рубин»! Думаю, каштановый лучше будет. Как считаешь?

Устало хмурясь, Нелли забралась с ногами в кресло и нахохлилась. Голова пухла, в ней муравьями кишели мысли, одна тревожнее другой… Матери удалось заронить ей в душу зерно сомнения, но червячок беспокойства грыз изнутри, не позволяя сидеть сложа руки и равнодушно смотреть, как падает зрение Леськи. Напившись чаю с принесённым ею же самой печеньем, мать ушла, а Нелли принялась шерстить интернет в поисках более или менее достоверных сведений. Она игнорировала форумы и блоги – мало ли, что люди наговорят! – а предпочтение отдавала научным статьям, даже нашла автореферат докторской диссертации по этой теме. Почитав, она несколько успокоилась, да и женщина-офтальмолог, осматривавшая Леську, внушала ей больше доверия, нежели ворох противоречивых мнений с форумов, на которые, взбудораженно вытаращив глаза, ссылалась мать.

Леське сначала прооперировали один глаз, через месяц – второй. Нелли до трясучки в руках и ногах боялась, что дочке будет больно, и настояла на общем внутривенном наркозе; опасения, к счастью, оказались напрасными. Чудесный летний день шелестел тополиными аплодисментами, когда Нелли с Леськой вышли на крыльцо больницы. Дочка была вялой, морщилась от солнечного света, и Нелли надела ей заблаговременно купленные детские тёмные очки.

– Мамочка, я уста-а-ала, – хныкала Леська.

Минувшей ночью беспокойные соседки по палате не давали ей спать, и сейчас девочка тяжело висла на руке матери, норовя где-нибудь свернуться калачиком – да вот хотя бы прямо на этой скамейке в уютном скверике, пропитанном сладким дурманом цветущих лип. Нелли и сама ощущала гнетущую власть недосыпа… Целый час в душной маршрутке по жаре – нет уж, увольте. Как раз под её ногами на тротуаре белел телефонный номер такси с шашечками сверху; в кои-то веки Нелли сочла рекламу вполне своевременной и не задумываясь набрала с мобильного заветные цифры.

– Серебристый «Рено Логан» сейчас подъедет, ждите, – сказала девушка-диспетчер.

Названная машина не заставила себя долго ожидать. Впрочем, к этому времени Леська всё-таки сомлела на скамейке в тени липы, и пришлось нести её к такси на руках. Дверца открылась, и из салона вышел не мужчина-водитель, а коротко подстриженная девушка в потёртых джинсах, футболке, бейсболке и кроссовках. На поясе у неё красовалась барсетка – «набрюшник». Протянув к Леське загорелые руки, покрытые золотистым пушком, она сказала:

– Давайте-ка, помогу. – Усаживая девочку на заднее сиденье, оснащённое, к удивлению Нелли, детским креслом, она ласково приговаривала: – А кто это у нас такой крутой? Кто это у нас такой моднявый, в очках?

Проснувшаяся Леська ответила:

– Меня Леся зовут! А мне операцию сделали!

– Да ты что! – нахмурилась девушка.

Простая одежда сидела на её изящном, упругом теле ловко и красиво, при этом совсем не выглядя дёшево; впрочем, на такой складной фигурке и мешок из-под картошки смотрелся бы этакой сумасшедшей дизайнерской фишкой. Эта тугая свежесть сияла тёплой силой и насыщенной лучистой энергией, персиковая нежность загорелых щёк говорила о молодости, но в то же время лисья хитринка в уголках озорных светло-серых глаз с тёмными ресницами выдавала опыт. О таких говорят: «Стреляный воробей».

– А мою маму зовут Нелли, – продолжала болтать девочка. Спать ей, видимо, уже расхотелось, чему способствовал леденец на палочке, который ей протянула, подмигнув, девушка-водитель. – Она так боялась, что мне будет больно, а мне совсем не больно было!… Мне сделали укольчик, и я уснула.

Нелли, смутившись под взглядом таксистки, села рядом с дочкой и назвала адрес. Девушка вела машину уверенно и аккуратно, тяжеловесные мужские часы серебристо блестели на её тонком запястье. Леденцов у неё в бардачке оказался целый пакет, и один из них она тут же развернула и сунула себе за щеку, время от времени гоняя белую палочку из одного уголка рта в другой.

– Это я так курить бросаю, – с усмешкой пояснила она; сосательная конфета постукивала о её зубы. – Всё время чего-то не хватает, так и тянет что-нибудь в рот сунуть.

– А пластыри какие-нибудь не пробовали? – не зная, что сказать ещё, спросила Нелли.

– Пластыри – это фигня, – махнув рукой и небрежно уронив её запястьем на руль, хмыкнула таксистка. – Костыль, так сказать. Сила воли рулит!

– А леденцы – разве не «костыль»? – усмехнулась Нелли. – От них кариес, опять же.