Под маятником солнца
Шрифт:
– Не всякое знание приносит радость.
Мисс Давенпорт ободряюще протянула мне руку. Я пожала ее, кивнула и улыбнулась, стараясь скрыть досаду.
Внезапно ее взгляд сделался рассеянным, и она добавила:
– Есть вещи, которых мне хотелось бы не знать.
Поскольку мир между нами только-только восстановился, я простила ей столь загадочное замечание, хотя и пообещала себе, что однажды получу все ответы.
– Вы очень похожи на своего брата, – произнесла мисс Давенпорт, – его тоже переполняли вопросы. Он не мог просто принять здешний порядок вещей.
В первые дни своего пребывания за границей Лаон особенно отдалился.
– Кажется, что вы с ним очень хорошо знакомы, – сказала я и поинтересовалась, не была ли она и для него гидом и
– С вашим братом все было иначе, – раздалось в ответ. Она никогда не называла Лаона по имени или по сану, а говорила исключительно «ваш брат». – Быть компаньонкой для мужчины – не то же самое, что быть компаньонкой для женщины.
У меня хватило скромности покраснеть, но, при всей спутанности моих переживаний, лишь позже я поняла, насколько туманно прозвучали ее слова. На вопрос она на самом деле так и не ответила. Разумеется, любое умалчивание было сродни опровержению.
Когда я вновь задумалась над дерзостью своего вопроса, то осознала удивительную вещь. Несмотря на все проявления человеческой сущности мисс Давенпорт – та даже солила еду и питье, – я ни на миг не забывала, что она – фейри. А поэтому и женщиной ее вовсе не считала.
Однако воображение вероломно, и после нашего разговора потребовалось прилагать усилия, чтобы не представлять ее с братом. Возможно, чтобы подразнить меня, мисс Давенпорт заговаривала о нем все чаще. И всегда-всегда использовала выражение «ваш брат». Но все же эти крохи, эти намеки на Лаона неспособны были удовлетворить мое любопытство.
Всякий раз, когда мы сидели вместе, она упоминала Лаона и при этом держала свое вязанье между нами, точно вуаль. Мисс Давенпорт в совершенстве овладела искусством сыпать словами, лишенными всякого смысла. Мимоходом она рассказывала, как мой брат в свой первый день проявил неосторожность или как он заблудился в синем крыле, но такие подробности не позволяли мне ощутить Лаона целиком. Я продолжала тревожиться о нем и его кратких письмах, и во мне эхом отзывались собственные резкие слова по поводу его решения стать миссионером.
Теперь я не смогла бы объяснить, какие надежды питала, поднимаясь на борт «Безмолвного» в Дувре. Но тогда я и не думала, что буду просто сидеть и ждать за рукодельем и пустыми разговорами в залитой солнцем комнате.
Глава 5. Подменыш в часовне
Гимн 47. Тируччираппалли [13] (7-я и 6-я строки повторяются)
От снежных гор ГренландииДо Индии брегов,От диких чащ туманныхДо золотых песковК нам голоса доноситСо всех концов земли,И голоса те просятИзбавить их от тьмы.В загадочном Эльфане [14] ,От взоров, что укрытНарод чудной и странный,Им Божий свет забыт.О слава! О спасенье!Весть голоса несут,Что и в заблудших земляхИзвестен стал Иисус.Увы, хоть свежи ветры,Лист зелен, чуден брегИ все прекрасны земли,Но мерзок человек.Напрасно расточаетГосподь свои дары,Язычников прельщаютКумиры из коры.Несите ж, ветры, Слово,Пой песнь Ему, волна,Быть повсеместной славаСпасителя должна —Ведь Тот, кто всех дороже,За нас на смерть пошел.Вещайте, и Сын БожийВернется на престол».13
Чуть измененный подлинный гимн Реджинальда Хибера (1783–1826) – английского епископа, писателя и автора гимнов, который в том числе служил епископом Калькутты.
14
Еще одно название страны фейри.
Было воскресенье, и после недель невнятных богослужений капитана «Безмолвного» я страстно желала вновь услышать проповедь брата. Под размеренностью его голоса всегда пряталась бурная страсть. И хуже того, я уже начала скучать по его немелодичному пению.
Зайдя в обеденный зал, я застала там мистера Бенджамина в воскресном костюме, который отличался от повседневного большой соломенной шляпой, грязным носовым платком в нагрудном кармане и ярким лиловым папоротником на лацкане.
– Доброе утро, мисс Хелстон, – поклонился он, снимая шляпу, – с нетерпением жду вашей сегодняшней проповеди. Мы сегодня пропоем «Иерусалим»? Мне очень нравится этот гимн.
– Прошу прощения?
– Вы ведь выступите с речью? – Его глаза, казалось, стали больше и смотрели на меня с надеждой. – Да?
Я покачала головой, ошеломленная таким предположением.
– Но сестра за брата – это честная сделка, – произнес гном. – А брат так долго отсутствует. Часовня пустует и…
– Как же долго Лаон в отъезде? – Меня охватило беспокойство. – Вы сказали, что он вернется…
– Долго! Целую вечность и один день!
– Что…
– Он скоро вернется. У вас есть вера. Мы все верим, что он вернется, – он глубоко вздохнул. – Всех прихожан так взволновало то, что появились вы. Они решили, что у нас есть Хелстон про запас.
– Всех прихожан? Я полагала, вы – единственный новообращенный.
– Я и есть все. Все значит мы. Мы значит я, – гном принялся жонглировать словами, и его голос угас до едва различимого бормотания. Каламбуры с легкостью приводили мистера Бенджамина в восторг.
– Но я не могу ни проповедовать, ни совершать таинства. Увы, я служу вере не так, как мой брат. Я не священник, – меня тронула очевидная нужда гнома. Я всегда была робким существом, и даже в детстве доверяла Лаону говорить вместо меня, поэтому едва поверила ушам, когда мой собственный голос добавил: – Но я могу помолиться с вами.
Несмотря на мысли о приключениях, я не забыла миссионерской цели брата. Он – вернее, мы – здесь ради того, чтобы обратить даже подобие души, которое есть у фейри, к служению Господу.
Великий труд, хотя я и не мыслила себя его частью.
Но вот я в Аркадии, и гном ведет меня в часовню.
– Часовня в саду, – произнес он, оглядываясь. – Так пожелал преподобный Рош.
Следуя за мистером Бенджамином, я могла думать лишь о том, что он еще ниже ростом, чем казалось поначалу. И что подошвы его босых ног невероятно грязные.
Гном провел меня через полдюжины коридоров, от которых уже начинала кружиться голова. Они словно закручивались в спираль. Наконец мы достигли просторного внутреннего двора.
Подняв взгляд, я увидела голубое небо, окруженное высокими каменными стенами. На меня взирала вся история оконного мастерства – от крошечных витражей до искусно выкованных решеток.
К дальней стене была пристроена небольшая кирпичная часовня. Приземистая и совсем неэлегантная, она чем-то напоминала церковь моего отца в Бердфорте. В углу двора притулилась колокольня, которая казалась совсем маленькой по сравнению с окружавшими ее стенами.