Под-Московье
Шрифт:
Путники торопливо спустились по эскалатору и застучали в гермоворота. Рассмотрев их в глазок, часовые открыли без особого удивления, как будто здесь появление чужаков с поверхности – обычное дело. Сначала, как водится, на дезинфекцию отправили, потом принялись проверять с пристрастием. Впрочем, с документами проблем не возникло – сталкерские «корочки» здесь также вызвали уважение. Что предъявил Седой, она не видела, но всех остальных пропустили без заминки. И вот путешественники оказались на станции – усталые, взмокшие, голодные, еще не веря, что спаслись.
Куда же это их занесло? Оказалось – на Ганзу, на Октябрьскую.
Измученной
Седой, словно читая ее мысли, отвел их в сторонку, велел дожидаться, а сам ушел, взяв с собой Сергея. Довольно быстро они вернулись, принеся каждому по порции шашлыка и по кружке браги. Кошка, чем пить сомнительное пойло, предпочла бы горячего грибного чая, но спорить не стала. Утолив первый голод, сидя прямо на полу, привалившись спиной к колонне, она вытащила из рюкзака потрепанную карту города и принялась ее разглядывать. Она научилась немного ориентироваться по этой карте, хотя через двадцать лет после Катастрофы, конечно, многое изменилось, и большинство улиц опознать было почти невозможно. И все же ей удалось найти кружочек, обозначавший метро Фрунзенская, откуда они вышли. А вот и широкий проспект рядом. Седой повел их налево, а если бы они пошли по этому проспекту в другую сторону – она сосредоточенно прочертила на карте царапину, – то, получается, пришли бы в Изумрудный Город еще более прямым и коротким путем? Вот же метро Университет, на одном из перекрестков той же улицы.
Получается, Седой вовсе и не собирался идти в Изумрудный Город. Хотя кто знает – может, он располагал какой-то информацией, которой не было у нее. Ну, скажем, в одном месте на карте серая полоска проспекта пересекалась с голубой полоской реки. Значит, там был мост, и вполне возможно, что он был разрушен, и Седой знал об этом. Кошка вздохнула. Изумрудный Город, словно не желая, чтоб его обнаружили, отгородился рекой, холмами и оврагами. Может, и не стоило так стремиться туда? Наверное, если и случалось кому туда добраться, они там и оставались, живыми или мертвыми. По крайней мере, никто еще не вернулся, чтобы рассказать, есть там жизнь или нет.
Но если целью Седого была Ганза, то более идиотский, тяжелый и опасный способ попасть сюда с Красной линии трудно было и представить. Если уж так занадобилось Седому на Октябрьскую, мог ведь от Парка культуры на дрезине за один патрон проехать, а не тащить людей по поверхности. Ведь смерти-то они все только чудом избежали, а уж кому не позавидуешь, так это Топтуну. Непонятно, за что погиб, даже жалко его, хоть и был он какой-то мутный человечишка.
Теперь-то они были в безопасности, вполне можно было и рассчитаться. Но Седой с оплатой не торопился, и Кошка почему-то не настаивала. «Куда мне спешить?» – словно оправдывалась она перед собой, не желая сознаться себе, что впервые за долгое время ей вовсе не хочется остаться на свободе и в одиночестве. Чем-то ей приглянулись эти люди. Рохля, такой беспечный, словно невзгоды и опасности к нему отношения не имели, с этой его любимой присказкой: «Ну, ты лентяйка!» Она прикинула, что Рохля ей ровесник, но как же он от нее отличался! Видно было, что парень избалованный, – не было в нем озлобленности, не было затравленного выражения в глазах. С настоящими трудностям он еще явно не сталкивался. Но ей казалось, что про людей он все понимает не хуже, чем она. Только она почти всех ненавидела, а в нем было какое-то доброжелательное снисходительное любопытство к ним. И ученый тоже не был похож на высокомерных браминов из Полиса, которых ей случалось видеть. А главное – Кошке казалось, что они смотрят на нее как на человека, а не как на существо второго сорта.
Она оглянулась на спутников. Сергей копался в рюкзаке, Рохля, разморенный после сытной еды, сидел на полу, и голова его клонилась на плечо – вот-вот уснет.
– А все-таки интересно было в парке, – пробормотал он, борясь с дремотой. – Страшно, но интересно. И запах такой приятный. Там ведь шоколадом пахло. Я его пробовал, я знаю.
По лицу Седого словно судорога прошла, он впился глазами в парня. Но тот больше ничего не сказал. Лицо его, обычно бледное, чуть порозовело, светлые волосы растрепались, он казался очень юным и беззащитным. Седой судорожно вздохнул. Видно было, что ему хочется что-то сказать, и в то же время он не уверен, что стоит доверять свои мысли окружающим.
– А что там за статуя была – женщина с головой кошки? – спросил Рохля.
Кошка вздрогнула. Она не видела такой, хотя раз в парке был мужик с копытами на ногах, то могла найтись и тетка с кошачьей мордой. Но почему парень заинтересовался именно ею?
Сергей задумчиво ответил:
– Я читал, что в Древнем Египте была такая богиня. Не помню, как ее звали, но она была богиней веселья, красоты, любви, плодородия, домашнего очага, удачных родов. За это отвечала ее добрая сущность – та, которая изображалась с кошачьей головой. Но была еще сущность злая – с головой львиной. Убийца и разрушительница.
Кошка вздрогнула. Сергей внимательно посмотрел на нее.
– Что такое сущность? – спросила она.
– Даже не знаю, как бы тебе объяснить понятней. Это как у людей – один и тот же человек может быть то добрым, то злым.
– Настроение, что ли? – уточнила Кошка.
– Не совсем. Скорее, другая ипостась, – и, увидев ее недоуменный взгляд, добавил: – Другая половина, что ли. Ведь в каждом из нас есть и светлая, и темная половина. Просто древние придумали свое воплощение для каждой из них. Одну изображали доброй, другую – злой, но это были разные лики одной и той же богини.
Объяснил, называется. Интересно, в каких случаях добрая богиня превращалась в карающую? Когда гневалась на людей? Тогда злой она бывала, наверное, гораздо чаще. Но об этом Кошка спрашивать не стала.
– А что такое Египет? – поинтересовалась она.
– Это далеко отсюда, – пояснил Сергей. – Я до Катастрофы ездил с родителями туда на море.
По лицу Кошки он увидел, что та его не понимает.
– Море – это большое соленое озеро, – сказал он. – В нем легко плавать, потому что плотная вода сама выталкивает. К морю ездили раньше погреться, потому что там жарко и солнце светит целыми днями.
– Я никогда нигде не плавала, – сказала Кошка. «Неглинка, куда пару раз свалилась, не считается, там воды мало», – подумала она.
Сергей посмотрел, как ей показалось, сочувственно.
– Интересно, море и теперь осталось? – спросила Кошка.
– Думаю, осталось, – сказал Сергей. – Горы, пустыня – все это наверняка осталось. А то, что строил человек, разрушается. Раньше ученые откапывали из-под земли древние постройки – следы прежних цивилизаций. Только неизвестно, будет ли теперь, кому откапывать наши следы…