Под Москвой
Шрифт:
– На конюшню, бегом, марш!
Филипп Афанасьевич смотрел на свирепого командира, ошеломленно моргая глазами, и не трогался с места.
– Марш!!!
– насупив черные мохнатые брови, снова зыкнул комэскадрона, показывая рукой в направлении коновязи.
Шаповаленко сорвался с места, как подстегнутый конь, и, болтая жареной курицей, путаясь в длинных полах шинели, побежал к коновязи.
Казаки, наблюдавшие эту сцену, мгновенно расхватали скребницы и начали усиленно чистить лошадей.
Новый командир подходил к каждой лошади,
– Кони грязные. Настоящему кавалеристу должно быть стыдно. Увидели, что идет поверять новый командир, похватали скребницы. Так делают только нерадивые, обленившиеся люди. Конь в порядке только у товарища Шаповаленко. Чувствуется, что он любит его, но сегодня он что-то не в себе...
Кушнарев, бросив взгляд на Филиппа Афанасьевича, спросил:
– Отчего он хромает?
– Ковать треба, а подков нема, - хрипло, откашливаясь, ответил Шаповаленко.
– Сегодня же поезжайте в деревню и подкуйте в колхозной кузнице. Ясно?
– Всех ковать нужно, товарищ старший лейтенант, - ободренно заявил Шаповаленко.
Кушнарев задумался. Он и сам заметил, что надо подковать всех, но где взять подковы?
– Старшину ко мне!
– вынимая из планшетки карту, приказал Кушнарев. Оглядел казаков, коротко добавил: - Разойдись! Командиру взвода остаться.
– Я вас слушаю.
– Стоявший позади него старшина Ракитин выступил вперед, ловко бросив ладонь к кубанке. Вытянувшись, он ждал приказаний. По звонкому цокоту шпор и бодрому отклику Кушнарев понял, что старшина службу знает.
– Сколько в эскадроне кузнецов?
– не отрываясь от карты, спросил комэскадрона.
– Ковочный инструктор один и два штатных коваля, - слегка тронув пальцами вьющиеся колечками волосы, ответил Ракитин.
– А кроме?
– Не знаю.
Ракитин смущенно блеснул светлыми глазами. Он понимал, что ему, старшине, следовало бы знать, сколько в эскадроне людей, знающих ковочное дело.
– Найдутся...
– добавил он нерешительно.
– Не сомневаюсь, - протяжно отозвался Кушнарев и вопросительно посмотрел на Торбу.
Захар догадался и тут же ответил:
– В первом взводе Буслов настоящий коваль. Воробьев и Шаповаленко тоже знают, да и я могу. Было б чем работать. Подковать коня - дело нехитрое.
– Но ответственное, - подчеркнул Кушнарев.
– Хороший кавалерист должен знать ковку. А карта есть у вас, товарищ старшина?
– Есть, товарищ старший лейтенант!
– Запрягите бричку, обшарьте деревни Лукояново, Озеры, Поздняково, Хмели. Соберите все подковы, новые и старые, и свезите к кузнице в село Ращенка. Оборудуйте горн. Пошукайте...
– А если не дадут?
– нерешительно возразил Ракитин.
– Сейчас, ребятки, родная мать от нас отговорок не примет, - меняя тон, ответил Кушнарев.
– Выполняйте приказание. А мы с командиром взвода пойдем глядеть дикую кобылицу Урсу.
– Откуда вы
– удивленно спросил Торба.
В суете осмотра и поверки он совсем забыл о ней. Урса была в эскадроне предметом постоянных разговоров. Двух смельчаков, пытавшихся сеять на нее верхом, отправили в госпиталь. Один, пролежав десять дней, только-что вернулся. Торба рассказал Кушнареву историю Урсы. Недели две назад на станцию Старая Торопа пришел на пополнение эшелон с лошадьми. Часть их оказалась совсем необъезженной. Казаки прилаживали для выгрузки к вагонам специальные мостки. Проводники советовали не беспокоить коней раньше времени, но их не послушали и открыли двери вагонов. Любопытные скопом полезли к лошадям. Сначала раздалось звериное фырканье, потом треск ломающихся поперечных задвижек. Солдаты запрыгали из вагонов, а следом, через их головы, прямо на насыпь, стали скакать черногривые, темно-гнедые кони. Любопытные на четвереньках лезли под вагоны. Истосковавшиеся по воле кони с диким храпом развеяли по ветру длинные хвосты и помчались в поле.
Целую неделю ловили их арканами, но Урса так и не далась. Она гуляла привольно по нескошенным хлебам, не давая приблизиться к себе ни человеку, ни лошади. Лишь после нескольких дней сытой жизни она заскучала без подруг и стала навещать коней разведэскадрона во время пастьбы. Ее не трогали, дали обвыкнуться. Однажды ночью она осмелилась подойти к коновязям и призывным, тоскующим голосом дала о себе знать. Ей ответил стоявший с краю конек бойца Мулдасинова. Калибек Мулдасинов, казах, отличный наездник и знаток лошадей, незаметно подкрался и ловко ее заарканил брошенной на шею петлей. Однако на другой же день при попытке взнуздать коня Калибек так был смят горячей Урсой, что его пришлось отправить в полевой госпиталь.
– К этой зверюге и подходить-то страшно, - закончил рассказ Торба.
Неподалеку от взводной коновязи за сосну была привязана темно-гнедая кобылица. Увидев людей, она гневно зафыркала, рванулась в сторону и, натянув привязанный к дереву цепкой чембур, уперлась передними ногами в землю. На лбу, повыше глубоко впавших глазниц, вместо челки лежал скатанный из репьев комок. Ими же были разукрашены грива и хвост. Когда Кушнарев подошел поближе, кобылица дико захрапела и замотала головой, пытаясь оборвать крепкий чембур. Несколько раз она порывалась подняться на задние ноги. Взглянув на скаковые суставы и широкие голени, Кушнарев угадал породу озорницы.
– Экземпляр!
– восхищенно проговорил он, покачивая головой. Протянув руку вперед и приговаривая нежное "олле", он смело подошел к ней, не отрывая взора от ее зло горящих глаз.
ГЛАВА 6
Приехав на станцию Нелидово, Миронов направился в отдел передвижения грузов. Шагая по платформе, он поражался огромному скоплению эшелонов с грузами и жестокими следами бомбардировки. В гигантских воронках от бомб стекленела замерзшая вода, валялись исковерканные рельсы, чернела развороченная земля, обугленные бревна.