Под нами - земля и море
Шрифт:
– Да, товарищ генерал, - спокойно произнес Морозов, - имею.
– Какая?
– Хочу на фронт.
– Вот как?
– А у вас?.. У вас?.. - обходя строй, спрашивал генерал и неизменно получал ответ:
– Отправьте на фронт!
– Да что это, "коллективка"? - с напускной строгостью произнес генерал, обращаясь к командиру эскадрильи Марковичу. Но, подумав немного, сказал: Ваше желание, товарищи летчики и техники, мне понятно. Это желание благородное, достойное советского человека, Только я, к сожалению, удовлетворить
– На любом, товарищ генерал, - ответил за всех инструктор-летчик Митя Селезнев.
– На любом? А вы знаете, что на освоение истребителя нужно месяца два, а временем таким мы не располагаем. Другое дело, если бы вы освоили истребитель - ну, скажем, за пять дней!
– И тогда вы разрешите поехать на фронт, товарищ генерал? - вырвалось у Алексея Шведова.
– Если освоите, да...
Пять дней - срок небольшой. Но, когда человек горит сильным желанием, он может добиться, казалось бы, невозможного.
От зари до зари, не смолкая, гудели над аэродромом два наших истребителя. Промчались пять незабываемых, напряженных дней. Мы освоили боевой самолет.
Генерал сдержал слово - подписал приказ.
На сборы и проводы нам отвели один день. Вечером командование училища устроило прощальный товарищеский ужин. Были речи, тосты, пожелания. Спели комсомольскую песню: "Дан приказ: ему - на запад..."
Весело и немного грустно. Весело от сбывшейся мечты: мы стали истребителями, выезжаем на фронт. Грустно потому, что прощались с близкими, друзьями, никто не знал, что ждет нас впереди...
После ужина танцевали. И долго в темень густой осенней ночи из открытых окон лился свет, а в степную безмолвную даль уносились звуки оркестра, смех и наши голоса.
Рано утром на станции Безенчук собрались все отъезжающие. Пришли родные, близкие, друзья. Начальник училища сказал напутственную речь, пожелал боевых успехов. Мы поблагодарили и дали слово драться до победы.
Когда показался поезд, все засуетились. Умолк оркестр. Начались поспешные объятия, поцелуи, слезы...
Расставаться с близкими всегда грустно. А тут еще осенняя погода расплакалась мелким частым дождиком.
Поезд стоял недолго. Мы погрузились в пустой вагон. Облепив окна, двери, последний раз вглядывались в незабываемые, дорогие черты близких.
Прощально ударил станционный колокол. Паровоз с лязгом и звоном дернул вагоны. Духовой оркестр грянул авиационный марш, и в памяти ожили знакомые слова:
Все выше, выше и выше
Стремим мы полет наших птиц;
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ...
Усталость и грусть хорошо лечат сон, и скоро под стук колес, покачивание вагона все спали неспокойным дорожным сном.
Разбудила нас затянувшаяся тишина. Поезд стоял на станции Саранск. Здесь пришлось испытать первую неприятность, связанную с войной.
Обратились к военному коменданту, объяснив ему, кто мы такие и куда едем. Он ответил:
– Пассажирские поезда на Москву не пропускаем. Идут только воинские эшелоны. Так что, товарищи летчики, - перелистывая какие-то записи, продолжал комендант, - ехать на Москву не советую. Вы не только удлините свой путь, но и надолго задержитесь в дороге. Поезжайте-ка на север другим путем.
И, перейдя к карте с сетью железных дорог, он определил наш маршрут.
– Значит, так... Поедете на Муром, с Мурома на Вологду, а оттуда дорога прямая - на Архангельск...
– По карте-то легко и быстро ехать, товарищ комендант, - заметил Сергей Морозов.
– Вы не лишены наблюдательности, товарищ старший лейтенант, отпарировал комендант. - Но вернемся к делу... Сколько вас?
– Десять летчиков и десять техников. Двадцать...
– Очень хорошо. Даю один товарный вагон и, как только пойдет в сторону Мурома поезд, прикажу вагон прицепить... Согласны?
Командир эскадрильи капитан Маркович нахмурился, его черные брови сошлись у переносицы. Немного подумав, он спросил нас:
– Как, товарищи летчики?
– Товарищ командир, - обратился к нему Селезнев Митя, - мы будем ехать в своем вагоне... Так это же просто здорово! Правда, товарищи?
Все поддержали Митю. Товарный вагон с двумя рядами нар получили без задержки. Перенесли вещи, расположились и стали ждать... Эшелоны шли пока только на Москву.
Ночью разбудил резкий толчок. Все вскочили с нар и принялись открывать тяжелую дверь. В вагон ворвалась, обдавая холодом, ночная темень.
Высунувшись, мы напряженно ждали, куда потянет паровоз. А он покатил вагон по тускло блестевшим рельсам затемненной станции и подал к хвосту какого-то товарного состава. Сцепщик сказал:
– Эшелон уходит в Муром.
Задвинув дверь, обрадованные, снова полезли на нары...
По карте Муром от Саранска - рукой подать, а мы ползли четверо суток.
В Муроме нас застала настоящая зима, морозная, вьюжная. В вагоне стало нестерпимо холодно.
Созданный в пути "военный совет" вынес решение: раздобыть и установить печку. Моему звену, в которое входили Дмитрий Селезнев и Сергей Морозов, поручили выполнить это задание.
На станции Муром пошли к военному коменданту. Но тот только развел руками:
– Печек нет!
– Как нет?
– Очень просто, товарищи летчики. Все розданы.
Продолжать разговор - терять время, а без печки ехать нельзя.
У откоса полотна заметили полуразвалившуюся железнодорожную будку. Я к ней. Заглянул в разбитое окно, а там стоит настоящая вагонная печка. Правда, без трубы, но это ведь сущий пустяк.
Находчивый Митя Селезнев разрешил "трубный" вопрос очень просто. Обходя станционные постройки, он разыскал на одном из зданий оторванные и болтающиеся три колена водосточной трубы.