Под небом
Шрифт:
Она мотнула головой в сторону порта. Такие славные у него в стае – усади в клетку, а все равно подскажут лучше компаса, где что водится в Гэтшире.
– Божился, что местный, – Рони дернул плечами, почуяв легкость. Теперь-то все на места встало. – С городом знаком. В кобуре – квинс под шесть зарядов. Виктором назвался.
– Брешет, псина, – Лея перешла на шепот, хоть в полуметре от нее стоял охранник. – Всех старых воробьев Жанет знает. Особенно таких шустрых. Может, он тебя еле-еле догнал, так? В загоне под ружья попался?
В печени
– Вроде того, – затылок страшно зачесался, и Рони потеребил волосы пальцами.
Они помолчали. Серж снова засопел: глубоко, безмятежно.
Значит, Виктор не пальцем деланный, потому что сам в воробьях числился. Рони не вспомнил про оттиск клейма лишь оттого, что такого еще не встречал. Десятки их, этих оттисков: с якорем у невольников с моря, с кругом нахлебники ходят, а остальных – как бы упомнить, да различить. Выходит, черно-белый то хуже, чем коршун. Бывший воробей.
Перед внутренним взором замелькали картинки, в ушах – обрывки фраз. Если воробей, значит со стаей ходил. Какой, сколь давно? Поймали его – или сам пришел? Рони дернул головой: кто же сам приходит?
Может, Виктора так же прижали… Только и здесь неувязка! Так от чего не сбежал, коли оснастку дали да квинс под шесть патронов? Надоела подпольная жизнь, убийцей быть краше? Золота мало собрал за свои годы? И Рони теперь ждет та же участь?
А время все бежит, никого не щадя: часов нигде в подвалах не держат. Как приспичит Хендрику, так и погонят прочь.
– Лея, что же мне делать? – Рони поник, собрал пальцы в замок. Сел напротив, как чистильщик обуви на переулке – даже пнуть жалко.
– Пф, тоже мне, старшой. У меня совета ищешь?
– Ты всегда с головой дружила, – оправдался Рони. Не скажешь ведь, что охотнее бы обратился к своднице. – Мастерица, любую дверь откроешь.
– Дверь и оконце с грядущим не путай. Не гадалка я тебе.
«А лучше бы в гадалки пошла, родная», – чуть не взмолился Рони, почуяв только сейчас вес этой ночи. Прутья, грязь под ногтями у Леи, тяжелый замок, в тарелке – остывшая жижа…
– Сам чего думаешь? – она украдкой показала жест, чтобы лишнего при ушах чужака не сболтнул. И он сменил тему.
– Меня еще кое-что гложет. Я не видел Ильяза и остальных. Божились мне, что целы, – Рони не успел довершить свою мысль, как Лея выдохнула спокойно.
– Живы были с час назад, но целы не все. Ильязу крепко досталось, – она отвела глаза, будто извиняясь за чужую оплошность, – полез, куда не стоило. Рванул под конвоем, чтобы я уйти смогла.
Рони проглотил загустевшую слюну, всем взглядом выпрашивая продолжения.
– По ногам стреляли. Похоже, и правда в последний раз летал, – сказала и смолкла. В понурых плечах – вина, как у матери, что обязалась неразумное дитя сберечь.
– Лея, это не твоя вина. – Что верно, то верно – он один повинен. – Я проведаю их после вас, но… ты сперва скажи, что думаешь… Не дело это – с коршунами дела вести?
– Дурак ты, Рони, какой твой выбор? А вроде из Рьяных, – вдруг разозлилась она. – Лучших воробьев в коршуны вербуют за крутые деньжата. Такой слух не вчера родился. Здесь ни обмана, ни тайны нет.
Рони с сомнением поглядел на нее, пытаясь прикинуть, сколько ему предложили. Выкуп, цена за свободу – это по какому тарифу нынче? Полсотни? Помножить на стаю, если тех пустят… Больше двух десятков вылазок, если не считать еды, ночлега.
Может, и правда неплохая сделка. Одна беда – воробью коршун не товарищ.
– Ты там нос вороти как хошь, а я бы в дело пошла. И гадалки не нужны, – вздохнула она с чувством. – Жаль, что не меня позвали.
Жаль? Так вот, как емко и по делу можно описать весь денек и вылазку, если они живыми выберутся. Четыре буквы. И еще пять добавить бы для достоверности: очень жаль.
– Успеешь еще. Позовут. Сто лет под небом, Лея. Обещаю. Слышишь? – обещание вышло наружу придушенным, как глухой удар обуха.
– Ты еще и в Распорядители добровольцем пошел…
Она отвечала уже беззлобно, даже улыбалась. Улыбка подходила ее лицу больше всего. Казалось, что Лея никогда на него и не злилась до того. А зря. Прощались они скомканно, под едкие замечания охранника да Сержев храп. И уходил Рони понурый, будто все еще связан по ногам и нормально шага ступить не может. Но это все еще лучше, чем у Ильяза.
А заслужил он – худшее.
Из-за него их всех прижучили. Вот и расплата за легкое крыло, звериную чуйку и известность среди воробьев. Вся нога Ильяза была перемотана, как у калеки с войны. А сам он – бледнее Виктора.
Оказавшись запертым в крохотном чулане без окна, Рони еще долго вытирал слезы и злился на то, что под небом равных ему – раз-два, да обчелся.
III Гэтшир, мишени
Рони спал паршиво: в их-то ночлежке тараканов не было. Так ему полдня и казалось, что ползают щетинистые лапки то по плечу, то под майкой, единожды и в паху зачесалось. Но на этот раз проснулся он не от насекомых. На первом этаже загудели голоса, и один показался до отвращения знакомым.
– … каков план?
– Храпят уже час как…
На улице уж наверняка разгулялись сумерки. А это значит…
Услышали, узнали Рьяные? Того и гляди – подмогу соберут, обдурят коршунов, вытащат на свободу. Жанет ведь не бросает своих?
Рони поискал источник звука, бесшумно поерзав на кровати. Сполз с нее. Ухом приложился к половицам, подслушивая без стыда. Кто-то перестал топтаться в комнате под ним, и пробились громкие, хорошо дошедшие до слуха фразы:
– Да говорю тебе, знает он все укрытия в Гэтшире, висельник хренов.