Под необъятными небесами
Шрифт:
Сразу после выхода не забыть закрепить якорь и его лючок.
10:00 Готово. Список закончен. Поднимаюсь на борт, закончив хождения по различным офисам, оформляя документы на выход: портовый офис, таможня, иммиграция, карантинная служба, военная полиция. Здесь, в Индокитае бюрократия ещё сильнее чем у нас.
Спускаю бело-красный индонезийский флаг и ещё раз оглядываюсь вокруг. Над деревней, высоко в небе, как и каждое утро, висят воздушные змеи. Для управляющих ими людей постройка и запуск змеев, это хобби и религия одновременно. У змеев длинные, цветные хвосты и головы драконов. Они поднимаются на огромную высоту в чистом, прозрачном воздухе, словно приближая к небу души балийцев, у которых нет другой возможности подняться над безнадёжностью бедности в перенаселённом мире.
Сейчас отлив. По обнажившимся песчаным и коралловым отмелям бродят женщины и дети в поисках пищи. Вдали, на севере, едва различимые за дымкой, видны вершины и кратеры вулканов, прибежище духов.
Прибывшая с Сулавеси джонка причалила к деревянному молу и начинает разгружать свой товар, тысячи живых черепах. Процессия людей в конических шляпах курсирует туда-сюда между джонкой и деревней. Они появляются из трюма, согнувшиеся под тяжестью черепах, и теряются в узких улочках, направляясь к какому то складу, где оставят их, сбросив в кучу, без пищи и без воды, до того самого момента, когда их будут забивать, возможно через несколько недель.
Бедные черепахи. Раз на рынке в Гизо (Соломоновы острова) мы увидели одну, лежащую на земле, спиной вниз, беспомощную под палящим солнцем. Вокруг её больших, слезящихся глаз роились мухи. На белом, эластичном брюхе продавец написал свою цену: пятнадцать долларов. Мы тогда купили её, дотащили до пляжа и отпустили в море, под изумлёнными взглядами окружающих.
Лёгкое покачивание лодки отвлекает меня от мыслей. Нос начинает поворачиваться на юг. Это значит, начался прилив и пора выходить, если я хочу избежать сильного встречного течения в канале, ведущем в море. Волны и ветер разгонят туман меланхолии, или, по крайней мере, я на это надеюсь. Короче говоря, пора выбирать якорь.
13:30 Тронулись. Зигзагами обхожу лодки стоящие на якорях.
Друзья приветствуют меня, машут с палуб руками. Немного против желания, как ребёнок, которому велели улыбаться гостям, надеваю на лицо свою лучшую улыбку и отвечаю на приветствия и пожелания взмахами руки.
14:10 Я в море, на глубокой воде. Поднимаю паруса и регулирую их на бейдевинд, чтобы обойти Низа Дуа, южную оконечность Бали.
Подключаю ветровой автопилот, регулирую флюгер и спускаюсь вниз, заполнить судовой журнал: — Ветер с юго востока, четыре балла.
Море почти спокойное. Грот с двумя рифами и тяжёлая генуя.
Под зарифлёнными парусами «Веккиетто» идёт очень медленно, но мне хочется именно так. Меня всё пугает: пугает, что я один, пугает мысль о длинном переходе и даже чрезмерный крен лодки при ходе в бейдевинд.
Стоит прекрасная погода, воздух чистый, светит солнце.
Приходится зажмуриваться, чтобы защитить глаза от солнечных бликов. Выхожу наверх. Пора делать поворот.
17:00 Галфвинд. Четыре балла. Обхожу Нуза Дуа и беру курс на запад-юго-запад. Это почти генеральный курс и идя им я должен постепенно удалиться от берега Явы. Мне жаль оставлять Индонезию: Ява, Суматра, Сумбава… Тимор, Борнео, Сулавеси… в этой стране тринадцать тысяч островов! Если бы у нас было больше времени… Ну хватит! Уже всё прошло. Следующая цель, Шри-Ланка, через три с половиной тысячи миль, с остановкой на Чагос, чтобы прерваться и посмотреть на самые красивые в мире необитаемые атоллы.
29 августа 1990.
Второй день. Меня будит тепло солнца, светящего в лицо. Его лучи проникают через световой люк и разгоняют привидения. Ночь прошла очень трудно. До двух часов я шёл среди множества балийских лодок с бамбуковым балансиром и нелепым треугольным парусом, стоящим углом вниз. Они появлялись стайками, без огней, приходилось быть постоянно начеку. На рассвете, когда в пределах видимости уже никого не было, я словно провалился в глубокий сон.
Решаю поменять паруса, мы еле плетёмся. Отдаю один риф и ставлю лёгкую геную.
Завтрак. Определение по солнцу.
— Помню ли я ещё, как делать расчёты? Восточная долгота складывается или вычитается?
Достаточно попробовать. Вычитаю её и вычисленная точка оказывается в Японии. Прибавляю, и снова возвращаюсь в Индийский океан. Возвращаюсь в постель.
12:25 Полуденное определение: 9°27' южной широты. Через 620 миль я должен буду пройти с севера Кристмас Айленд.
— Ну, если слишком тяжело буду переносить одиночество, можно будет там остановиться.
— Подумать только! Только вышел и уже думаю об остановке.
— Да, но ничто не мешает мне взять курс чуть южнее, чтобы пройти поближе, просто чтобы увидеть землю.
Мысли роятся у меня в голове и не дают покоя.
— Тихо! — пытаюсь я заставить их замолчать и сконцентрироваться на навигации. Но, как когда-то, когда я был преподавателем: мысли напоминают гомон в классе во время скучной лекции. — Тихо! — я ударял кулаком по кафедре. Мгновенно наступала тишина. На несколько секунд. Потом гомон снова оживал. Сначала очень тихий, потом всё более раздражающий.
— Тихо, я сказал!
Морская болезнь, грусть и это навязчивое желание вернуться на берег разом навалились на меня. Но я переживу. Нужно только стиснуть зубы, как когда мучает боль или постигает разочарование.
Стиснуть зубы и ждать, когда солнце засияет снова.
Меня отвлекает стая тунцов, кружащих вокруг лодки, с непременным кортежем из птиц, следующим за ними по пятам и дерущихся за остатки их добычи. С трудом сдерживаю соблазн забросить леску с наживкой. Было бы бессмысленным расточительством есть тунца, когда я загрузил столько свежих продуктов.
18:25 Солнце заходит, окрашивая небо в самые невероятные цвета.
День заканчивается. Я в сомнениях, брать ли второй ряд рифов. На ужин два помидора, половинка огурца, половинка авокадо и маленькая банка мясных консервов. Великолепно.
За весь день я больше не видел ни судов ни лодок.
30 августа 1990.
Третийй день. Небо чистое, ветер усилился, четыре или пять баллов, сильное волнение.
«Веккиетто» раскачивается, подпрыгивает и трясётся. Чувствую дискомфорт. Глухой удар заставляет меня подскочить. Это летучая рыба, приземлилась, ударившись о рубку, но сумела снова спрыгнуть в море, отчаянно трепеща плавниками. На палубе остались её голубые, радужные чешуйки. Я рад, что она не погибла за зря.