Под ногами Земля (Сборник фантастики)
Шрифт:
Зато на следующий день коридоры института напоминали пчелиный улей в период медосбора.
И даже сам Кирилл Мефодиевич, проходя мимо орущей и яростно жестикулирующей толпы, снисходительно бросал:
— Эх вы, «зенитчики»! Не «зенитчики» вы, а мазилы!
Тогда какая-нибудь отчаянная голова, содрогаясь от собственной смелости, вступала в игру:
— А вы тоже, Кирилл Мефодиевич, хороши, такой мяч взять не сумели!
И расцветали улыбки, как цветы лотоса на заре, и уже казалось, что стерты все графы штатного расписания и нет больше ни начальника, ни подчиненного, а есть двое
…Стандартизаторы уже по нескольку раз со смаком повторили друг другу все, что им было известно о футболе вообще и о вчерашней игре в частности, когда наконец распахнулась бронированная дверь и в коридоре возник Хайлов.
Болельщики вскочили.
— Здравствуйте, Александр Герасимович! — сказал первый. — Мы…
— Выделены, — подхватил другой, — для очистки…
— Прилегающей территории, — добавил первый.
— А-а-а! — Хайлов внимательно оглядел их с ног до головы. — Фартуки и метлы получите в отделе снабжения. Прохожим под ноги не пылить, на провокационные вопросы — кто и откуда — не отвечать. В случае ин-син-дентов докладывать мне лично. Понятно?
— Будет понято! — осклабившись, рявкнул один из эрзац-дворников.
— Вы эти хохмочки бросьте! — нахмурился Хайлов. — Смотрите, как бы вместо всяких хиханек да хаханек не пришлось бы поплакать. Ясно?
— Никак нет!
— Так точно!
Развернувшись кругом, стандартизаторы направились к выходу.
— Фамилие, — задумчиво сказал Хайлов, — забыл спросить, как ихние фамилие, но ничего, узнаем.
Все штатные должности подсобных рабочих в «Хипхоппроекте» давно были заняты какими-то бойкими девицами и никому не известными старушками, появляющимися только в день выдачи зарплаты. Так как молодая поросль кадров института была надежно защищена от привлечения к дворовым работам всяческими справками о неизлечимых недугах, то часто можно было видеть у старинного подъезда, украшенного колоннами, пожилых дворников с университетскими значками, предательски высовывающимися в пройму фартука, или интеллигентного вида грузчиков, безмятежно читающих Лукреция Кара в кузове самосвала.
Проводив подозрительным взглядом марширующих строевым шагом инженеров, Хайлов повернулся к Марию Феоктистовичу.
— Я Стригайло, — робко сказал тот, — мне передали…
— А, Стригайло! Подождите здесь.
Марий Феоктистович просидел еще полчаса, пока в коридоре вновь не появился дожевывающий что-то на ходу Хайлов.
— Зайдите, Стригайло, — сказал он, вытирая ладонью губы…
Автор не считает себя вправе разглашать то, что происходит за окованными сталью дверями, и предоставляет все происшедшее в кабинете Хайлова воображению читателя. Достаточно сказать только, что уже через двадцать минут Марий Феоктистович, держа заполненный обходной лист, именуемый в просторечии «бегунком», стоял перед закрытым окошком кассы.
В целях экономии рабочего времени сотрудников «Хипхоппроекта» все виды выплаты денег производились только после окончания трудового дня, и нашему герою не оставалось ничего другого, как прогуливаться мимо большого плаката, украшавшего стену кассы.
На плакате был изображен упитанный, розовощекий младенец со скакалкой.
На
Содержание плаката было разъяснено в стихах:
Я не проливаю слезы, Только прыгаю прыг-скок!
Нынче папа мой тверезый, Покупает маме розы, Пьет один томатный сок.
Картина принадлежала кисти все того же живописца-самоучки. Стихи написала местная поэтесса Элеонора Свищ.
Внизу, с соответствующими иллюстрациями, указывалось, какое количество продуктов можно купить вместо пол-литра водки. Выходило совсем немного, еле набиралось на закуску.
Прошло еще часа три, прежде чем выучивший наизусть стишок и подавленный изобилием благ, которое несет каждому здравомыслящему человеку трезвый образ жизни, Стригайло сдал пропуск и получил причитавшиеся ему в окончательный расчет деньги.
Теперь действительно нужно было решать, как жить дальше.
Как жить дальше?
Отвергнутый любимой, осужденный товарищами, изгнанный с работы, Стригайло не раз задавал себе этот вопрос.
Бесцельно бродя по улицам, он подолгу простаивал у бронзовых изваяний коней и мускулистых красавцев, пытаясь понять сокровенную тайну мышечной ткани.
Мышечная ткань…
Между тем кончились деньги.
Несколько раз, набравшись смелости, Марий Феоктистович подходил к дверям проектных институтов и конструкторских бюро, объявлявших по радио о вакантных должностях, но неизменно горькое сознание своей неполноценности заставляло его в решительный момент поворачивать назад.
Однажды, слоняясь без дела, он увидел перед собой круглое здание цирка.
"Вы не в цирке, Стригайло!" В его памяти вновь возникло все пережитое на собрании.
"Вы не в цирке, Стригайло! Поберегите свои сказки для дурачков!"
Усмехнувшись, Марий Феоктистович решительно толкнул дверь служебного входа.
В скупо освещенном коридоре пахло конским навозом и духами.
— Простите, — обратился Стригайло к атлетического вида мужчине в тренировочном костюме, — я бы хотел…
— О, это вы! — сказал атлет. — Имейте в виду, что, если все недоделки к субботе не устранят, я буду вынужден жаловаться!
— Очевидно, это недоразумение. Я…
— Ах, к чему эти оправдания! — Собеседник Стригайло махнул рукой и зашагал дальше.
— Послушайте. — Сделав огромный шаг, Стригайло тронул его за рукав. — Я насчет работы. Кто у вас ведает набором артистов?
— По путевке?
— Н-н-нет.
— Какой жанр?
— Пожалуй, комический, — неуверенно сказал Стригайло.
— Попробуйте поговорить с Пешно. Рафаил Цезаревич Пешно, вторая дверь налево.
Стригайло просунул голову в полуоткрытую дверь.
— Разрешите, Рафаэль Цезаревич?
— Меня зовут Рафаил, — недовольно поморщился маленький человечек с огненно-рыжей копной волос. — Рафаэль — это обезьяна у Петруччио, а мое имя Ра-фа-ил. Ощущаете разницу?
— Ощущаю. Простите, Рафаил Цезаревич.
— Ничего, многие поначалу путают. Слушаю вас.
— Я бы хотел узнать насчет работы, — робко сказал Марий Феоктистович.