Под открытым небом. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 2
Шрифт:
– Приходите в девять утра.
– Хоро…
Ковальский положил трубку.
«Одни заморочки! Хочешь жить – умей вертеться! Вот именно – «вертеться». И в этом верчении уходит главное», – уныло размышлял Александр.
– Ковальский, будь похитрее. В сущности, ты ведь не защищён, ибо не хитроумен. Это при такой-то должности! Тебя легко взять живым и схрумкать, – так говорил Суслов при их последней встрече.
– Почему же до сих пор цел? – не без иронии спросил тогда
Александр.
– Всех обескураживает твоя работоспособность. И, как бы это сказать, прямолинейная самоотверженность – вот! Пожалуй, это! Рука не поднимается на такое. Но, если кто-то крепко тебя скушать возжелает, – будет сделано. Ты партизанишь, многое не согласовываешь, своевольничаешь. Прощается, пока не сделал ошибки! Понимаешь?
– Да уж куда мне?
– В сущности, ты, Ковальский, – ископаемое.
– Что?
– Ископаемое. Самородное. Мощное, но вымирающее.
– Не понял.
– Чего же не понимать-то. Ты и в этом весь, как на ладони.
Кто сегодня герой нашего времени, а?
– Ты о чём?
– О том. Кто больше лялякает, тот и герой. Демагог становится героем, понятно? А ты – молчун. Притом, упёртый такой.
– Да, я заметил: общественную активность развивает чаще всего посредственность. А что ей остаётся делать? Ей тоже хочется места под солнцем…
– Ты хочешь расти по должности дальше? – не обращая внимания на сказанное приятелем, спросил Владимир.
– Пока в цехе дел по горло. Но, чтобы иметь оперативный простор для полноценной инженерной работы, пожалуй, в будущем хотел бы…
Конец ознакомительного фрагмента.