Под парусом в Антарктиду
Шрифт:
Ребята самостоятельно «срубили» геную, бизань, а потом и грот. Капитану только однажды пришлось открыть рот, когда забыли взять гик на топенант. В трехстах метрах от берега, на глубине восьми метров, в абсолютно прозрачной воде отдали якорь. Но зверский ветер, слетая с раскаленной сковородки безжизненных пространств, потащил нас назад, на что было хладнокровно отдано еще 15 метров цепи, чтобы заглушить ее тяжестью всякое движение. Последняя фраза, сказанная на этот счет, была следующей: «Поползет, отдадим еще 15».
Мгновенно одеты маска и ласты, и вот я уже плыву вдоль якорной цепи, вижу ее и дно в прозрачной воде. Я удивился, что она так полого шла вниз (такой силы был ветер), а потом еще и по дну. И наконец увидел сам якорь. Увидел то, что мы никогда не видели на дне — как тяжелая стальная цепь заканчивается цепкой массой металла. Якорь лежал на боку на глубине около семи метров, зацепившись за камень только левым плугом, и еле терпел. Раньше я бы в панике погреб назад, к яхте, и все закрутилось бы там на палубе… Но что-то изменилось в сознании в череде нескончаемых задач, мероприятий и дел.
Я проплыл вдоль цепи над якорем и, не замедляя ход, направился в сторону берега — на первую в своей жизни подводную охоту. Мое умение «крошить» уток на озерах и болотах Омской области и выбивать из стаи дуплетом по несколько штук кончилось в 25 лет твердым решением: не убивать больше птиц и зверей, не проливать ничью кровь, совершая убийство, и я до сих пор держу этот зарок. В заливе я подумал над этим и решил, что на рыб это не распространяется.
Пройдя ближе к берегу, я вдруг очутился в мире, где совсем рядом, не спеша, могла проплыть серо-буро-малиновая с желтыми боками метровой длины рыба. Какие-то рыбоподобные существа шныряли около самого дна, вдруг замирая между камней. Это был большой красивый аквариум с бесчисленным разнообразием рыб. Я сразу же выбрал группу, на вид отличавшуюся особой мясистостью, и стал на них охотиться. Сделав несколько десятков бесполезных выстрелов, я спросил себя, мастера спорта по стендовой стрельбе, — в чем дело, Гера? И уже зарекался: вот эту добуду — и домой! Но следовал очередной промах, гарпун ружья сплющился о камни, после каждого промаха как по команде, ногу сводила судорога. Так продолжалось около трех часов, когда я понял, что сейчас начну тонуть, потому что тепла и сил в теле не осталось. Я вынырнул, волны перекатывались через меня, устремляясь на берег. Заметно стемнело. Мелькнули далекие мачты и темный корпус «Урании-2». Но ближе ко мне от берега отходила наша лодка, и я поплыл наперерез, надеясь перехватить ее. При этом молотил ластами, однако почти не продвигался — шел мощный навал из Атлантики. Я закричал и поднял над водой руку с ружьем. Дима каким-то образом услышал мой крик.
В лодку залез сам с кормы. Зубы стучали, меня трясло, морская вода разъела пальцы, глаза. В лодке лежали Димины трофеи: несколько рыб и мурена метровой длины, которая первой атаковала его и за это поплатилась. Дима все еще пребывал в азарте охоты, он оказался предусмотрительнее меня — сидел в штанах полусухого гидрокостюма и футболке. Я же годился только на то, чтобы трястись и молча слушать Димины впечатления. До яхты добрались уже в темноте.
— Ну что, сухенького? — вальяжно спросил Боцман, когда мы с Димой скатились в кают-компанию. Никто из нас даже не удосужился ему ответить. И только коротко взглянув на меня, Боцман понял свою ошибку: его рука, сделав дугу, нырнула в нишу стола и вернулась с бутылкой смирновской. Сначала налили потерпевшему. И себя не забыли.
Выпили за то, что добрались до островов, за Димин улов, за меня, чуть насмерть не замерзшего у самого экватора… И налили снова… Валера сказал, что на яхтах, стоящих рядом с «Уранией-2», появились люди, на каждой яхте по человеку, одиночки-французы: мужчина и женщина. Валера пригласил их в гости на «Ура-нию-2» на вечер.
Пока мы разминались в кают-компании, приехали гости. Это были морские цыгане, которые в одиночку путешествуют в основном по этому району и западному побережью Африки. Они стоят месяцами на якорях в заливах, подобных этому, потом переходят в другие места. Все деньги, которые удается заработать, катая туристов, идут на продукты. Мужчину звали Мишель, ему было пятьдесят три года, коричневый загар крупного тела, седые волосы и борода. Женщина была средних лет, звали ее Жаклин, и она, как все без исключения француженки, обладала божественной улыбкой. Можно было не знать, что это французы, стоило только взглянуть на женщину — и тени сомнения не оставалось, каких она кровей — так она откликалась на твой взгляд. Аркадий считает, что шарм француженок начинает образовываться не раньше, чем к сорока годам. Молодых просто не видно. Мы с Иваном согласились с этим, так как могли об этом судить с полной ответственностью, обойдя почти всю Европу. Через некоторое время выяснилось, что Мишель и Жаклин путешествуют раздельно, но всегда в определенных местах соединяются на некоторое время, как сейчас в этом заливе. У них были деревянные, метров по 13–14 яхты, с брезентовыми парусами. Не без гордости Мишель сказал, что он моложе своей яхты на один год.
Пока мы принимали французов в респектабельном салоне «Урании-2», в кокпите вдруг раздался собачий лай. Француз спокойно опрокинул рюмку водки фирмы «Смирновъ» и также не торопясь объяснил нам, что это, должно быть, его собака, которую он днем отпустил на берег погулять, но только ДО УТРА. Пес прыгнул с яхты (этот момент видел Боцман с борта «Урании-2») и поплыл к берегу, до которого было не менее трехсот метров, по волнам и прибою. Дальше было еще интереснее. Зная, что хозяин отпустил его до утра, пес решил вернуться раньше, может быть, потому, что пришла чужая яхта, и он справедливо посчитал, что вечером должны происходить какие-то интересные события. Поздно вечером он приплыл к своей яхте, сделал круг и понял, что хозяина в яхте нет, — это тоже могло случиться, поэтому не противоречило собачьей логике, и пес поплыл к яхте Жаклин. Но там тоже было темно и безответно. Пес был умный и поплыл на «Уранию-2». Он обладал еще одним замечательным свойством — попусту не лаять. Поэтому, когда Валера, совершенно случайно в разгар веселья вышел на палубу, то увидел, что какая-то собака молча плавает около яхты. И даже когда показался Валера, пес не гавкнул. Валера позвал пса в яхту и показал на трап, опущенный до воды, пес подплыл к трапу и попытался лезть по вертикальной металлической лестнице. Валера втянул его за лапы на высокий борт яхты, пес помогал ему силой двух задних лап, все время СМОТРЯ В ГЛАЗА Валере. Только в кокпите, не смея пройти в яхту, он позвал голосом своего хозяина.
Услышав собачий лай, мы выскочили на палубу и увидели крупную дворнягу белого цвета. Несмотря на темноту, чувствовалось, что это очень умный и скромный пес. Хозяин самым последним поднялся на палубу и первым делом отругал пса и запретил ему спускаться во вкусное помещение «Урании-2». Мокрый пес так и остался бы на пороге, если бы мы не упросили его хозяина, а потом и пса, пройти в кают-компанию, где дали ему и колбасы, и рыбы.
Потом подошло время музыкальному отделению. Боцман отработанным движением накинул на шею гармошку, а в руки взял гитару. И попал в точку — Мишель пел не только прекрасно, он доносил всю ностальгию, которую всегда испытывали русские, слушая французские песни военного времени. Мишель, живя в Океане, уцелел от цивилизации и наверняка благодаря этому сохранил песни пятидесятых, когда сам еще жил во Франции. Мы пропели всю ночь. Мишель и Жаклин остались у нас до утра. Это была чудесная, с сильными интуитивными озарениями и многими неожиданностями встреча. Встреча на Кабо-Верде, островах Зеленого Мыса.
А перед рассветом, когда вся команда с ответным визитом и неумолкаемым «песняком» погребла на шлюпке к яхте Мишеля, в голове у Аркадия родился очередной сюжет — отснять морских цыган и сделать потом фотовыставку.
Спустившись в кают-компанию, которая являлась единственным помещением на яхте, мы были поражены фантазии человека, обустроившего ее. Как будто весь мир Океана проник сюда и свободно уместился на десяти квадратных метрах площади. Отдельные предметы, картины молчаливо говорили вам о невероятных поворотах Истории, о Времени как реальности прошедших тысячелетий. Аркадий, сожалея, что не хватает освещения, сделал некоторое количество снимков. По его замыслу осталось сделать последнюю серию снимков морской цыганки обнаженной, именно в том виде, в котором мы застали ее на палубе, когда «Урания-2» неожиданно влетела в залив Мардера. Жаклин не стала спорить, и Мишель, вряд ли оттого, что выпил до литра русской водки «Смирновъ», также не стал возражать. Но освещения явно не хватало, и съемки пришлось перенести на следующий день.
А назавтра Аркадий, ныряя со своим подводным фотоаппаратом, фотографировал нас, плавающих всем скопом на коричневом фоне громадной подводной части «Урании-2», потом полез на гору искать ракурсы и вернулся только ночью.
Между тем нужно было подумать, как дозаправиться пресной водой. «Урания-2» имела танки из нержавеющей стали под три с половиной кубометра пресной воды. Это был вполне приличный запас, которого хватило бы более чем на три месяца автономного плавания. Но во время строительства лодки, при сборке трубопроводов, в некоторых местах были поставлены детали из черной стали. Все бы ничего, но вода стала рыжей от ржавчины, и Дима авторитетно заявил, что мы «посадим» почки, если будем пить эту воду. Поэтому еще в Лиссабоне мы купили пластиковые канистры общим объемом в 200 литров, кроме этого имелась мелкая тара из хозяйства Боцмана, многочисленные «гуси» и пластиковые бутылки. Этого было достаточно, чтобы спокойно продержаться две недели. Сейчас, после прихода на острова Зеленого Мыса, канистровый запас был исчерпан, мы с Димой и Женей перевезли пустые канистры на берег, связав их по три, обвешались ими, как елочными игрушками, и побрели по выжженной равнине на восток, туда, где у горизонта угадывалось движение машин на дороге. Не прошло и часа, как мы вышли на приличное асфальтированное шоссе, остановили старый джип, побросали в кузов канистры и, сидя на них верхом, полетели в сторону поселка. Появились лачуги, и у шикарной автозаправки, одновременно являющейся центром поселка и единственным местом, где был водопроводный кран, мы высадились. Пока мы наливали воду, к заправочной станции подъехал наш ЗИЛ-131, в кузове которого стояли пятнадцать черных худых юношей, держащих в руках наши автоматы Калашникова. Это была действующая армия республики Кабо-Верде, 23 года назад завоевавшей независимость и вывернувшейся из ослабевшей руки Португалии. Но ничего хорошего из этого не получилось, заработки были мизерные, да и самой работы было мало. Солдаты были одеты кто во что — разноцветные майки, шорты. С ними был офицер, единственный, имеющий военную форму. Назад нас и наши канистры довез доброволец к самой лодке.
Здесь все тот же вечный двигатель — ветер, перегретый на гигантской сковородке, срывался с суши и уходил в просторы Атлантики, именно туда, куда лежал наш путь. На меня это действовало вполне определенно, и, предчувствуя возможное сопротивление со стороны команды, я напрягся, когда повесил вопрос-распоряжение, что завтра утром нужно выходить. Этот сильный попутный ветер, видимо, имел такое же действие и на команду, во всяком случае, мне никто не возразил, и я поторопился закрепить это вполне конкретными распоряжениями Ивану, касающимися двигателя, и Боцману, напомнив ему о порванной генуе. Аркадий в своем путешествии на берег, проведенном накануне, лазая по скалам, выбрал ракурсы для съемок яхты сверху, и теперь, перед выходом в Атлантику, нам предстояло походить под парусами под береговыми скалами, подставляя яхту выстрелам из его фотокамер.