Под парусом в Антарктиду
Шрифт:
Мы забирались все дальше и дальше на юг. Валера все реже появлялся на вахте в своих красных трусах — начал надевать штаны. Я-то давно по ночам был в синтепоновом анораке, штанах и шапочке. Ветер ушел к востоку, и «Урания-2» с потравленными, настроенными на галфинд парусами, легко вспарывая волну, быстро скользила по ночному океану. Это была прекрасная ночь. Хорошо дуло, но ветер еще не разогнал волну. Яхта летела быстро, сопровождаемая настойчивым и беспрерывным шуршанием воды, белой пеной проносившейся вдоль борта. Справа по борту на воде лежал след от луны, он шел от горизонта и упирался в борт «Ура-нии-2». И не надо было смотреть на компас, чтобы вести яхту, достаточно было боковым зрением держать дорожку лунного света справа. Так мы и летели в этой гармонии, и Аркадий сказал, что есть
Было очень хорошо и спокойно и оттого, что мы зарифили грот, а два стакселя, стоящие друг за другом мы могли сбросить в любую минуту. Небо в небольших тучках и пронизано пронзительными звездами, и я все искал Южный Крест, но ничего похожего на него не находил. Все меняется. Только вчера еще был крепкий встречный ветер и яхта зарывалась по рубку во встречную волну, а мы, набирая в трюма воду, безнадежно шли в берег — казалось, этому не будет конца, что все настолько мерзко, нам просто не везет и мы не прорвемся.
Иван впервые поймал картинку погоды по проливу Дрейка. На фотографии между Огненной Землей и оконечностью Антарктического полуострова мы насчитали пять циклонов. Пролив Дрейка был испещрен изобатами, эклюзиями, фронтами, которые были завязаны в тугой клубок страшных ветров. Иван с радостью показывал всем желающим эту картинку. Народ тихо чумел, но эмоций не высказывал. Мы попробовали разобраться в этой круто заваренной метеокухне, но с первого раза это не удалось. Иван тем временем получал прогноз уже по нашему району, ему явно не хватало своего стола, и он валил карты погоды и погодные справочники уже на штурманский стол. Вся эта картина, с мечущимся между столами Иваном, скудно освещалась двумя тусклыми лампочками.
«Урания-2» шла в ночи своим ходом, совершенно не замечая наших опасений, не приостанавливая бег в задуманной не ею экспедиции. Скользя в ночном Океане, она мудро и настойчиво подсказывала нам единственный путь, к которому мы так или иначе, уставшие от излишних волнений и переживаний, все равно пришли бы. И надо было присоединяться к ней, идти в кокпит и рулить.
Дима после болезни первый раз вышел на вахту, надел на голову несуразную шапку с вырезом для морды и в одних трусах сидит и рулит на морозе. А сам все время смотрит на свою удочку, заброшенную с кормы. Соскучился по рыбалке, мороза не замечает. Днем незаметно раздувало, и только в вечернем полумраке мы зарифили грот, наблюдая, как растет молодая дерзкая волна с белыми отметинами пены.
Ночью шли бакштагом с хорошей скоростью строго на юг, хотя наш курс должен быть юго-запад. Несколько раз в левую раковину пришла и приложила яхту хорошая волна, так что посуда внутри «Урании-2» с грохотом улетела. Нок гика то и дело цеплял верхушки волн, что сопровождалось впрыском в кровь адреналина. Аркадий, удерживая яхту от привода, бешено крутил штурвал, заставляя волноваться и помирать от ужасных предчувствий капитана. Только когда гик на треть ушел в волну и, низвергая с себя водопады воды, вышел оттуда целым, я перестал испытывать судьбу, подобрал гикашкот, и мы привелись градусов на пятнадцать.
Яркая половинка луны, перерезанная в двух местах тонкими полосками туч, ушла за горизонт. Высыпал Млечный Путь, коснувшись слабым светом палубы и обозначив яхту, ныряющую среди холмов, идущих беспрерывно с севера на юг. Я вижу, как уходит спать Аркадий, как, проходя мимо штурманского стола, ищет в темноте тумблер включения GPS. Увожу яхту на галфинд, она рвется, как конь, и скорость большая. Вижу, как Аркадий спешно возвращается, путаясь в тесноте проемов, и сообщает мне восторженно: «Почти десять, Гера!»
Я смеюсь в душе, желаю Аркадию спокойной ночи и возвращаю яхту на прежний курс.
Ветер еще подзашел, моя вахта кончилась, и я разбудил Артура и Диму, и мы, включив салинговые огни на гроте и бизани, сменили галс через фордевинд. На руле стоял Артур, мы с Димой занимались с парусами и веревками. Наблюдая, как яхта переходит линию ветра, и гики один за другим перелетают на подветренный борт, я кричу Артуру, сколько ему сейчас держать на компасе, а сам пробираюсь на нос к стакселям, и, когда подсвечиваю их фонарем, Артур громко считывает градусы с компаса и приводит наконец дикого мустанга на
Пришло неизвестное доселе чувство спокойствия и уверенности за яхту в море. Это пришел опыт, он как-то резко заявил о себе, и только после прошлогоднего этапа до Лиссабона. Меня не пугало теперь то, что раньше вызывало просто панический страх, например, при виде резкого падения давления на барографе, или штормовое предупреждение для района, в котором шла «Ура-ния-2». Сейчас внутри тебя спокойствие, ты веришь в свою лодку и знаешь, что делать, чтобы помочь ей. Именно только после этой эволюции хождение на яхте превратилось в удовольствие. И это удовольствие было здесь как бы прощальным, так как я не собирался больше осуществлять морские проекты, а все больше думал об Арктике, о Северном Полюсе, о Трансарктике, которую можно было осуществлять только на лыжах. А сейчас, стоило только остаться одному, я опять видел знакомые, но еще не осуществленные картинки: как надрывается «Урания-2», больше похожая на подводную лодку, когда, всплывая и сбрасывая с себя тонны воды, идет вдоль айсбергов по штормовому Южному океану, и только голые мачты да штормовой стаксель временами торчат из холодного моря. Конечно же, это был больше психологический барьер — идти с востока на запад, это было нарушением веками сложившихся традиций, которым подчинялись даже большие суда, которые шли по ветрам и никогда не спускались ниже пятидесятой широты. Мы собирались идти против шерсти и примерно на 1000 миль южнее судоходных трасс.
Среди многоголосья, слившегося в ровный гул, дружно отговаривающих меня от этого людей, я слышу отчетливую реплику Саши Стружилина: «Ну, раз решил, значит, нужно идти». И капитана дизель-электрохода, ходившего несколько навигаций в антарктических водах, который, увидев «Уранию-2», стоявшую ясным осенним днем в спокойной гавани яхт-клуба БМП, сказал мне всего два слова: «Вы пройдете».
А сейчас нужно было сделать все, чтобы «Урания-2» действительно стала подводной лодкой, важно было знать, что все надежно закрыто и никакой люк не может быть сорван Океаном — этим предстояло в течение двух-трех дней заняться в Ушуае. Мы с Валерой уже придумали, как намертво задраить большой люк парусной и металлические крышки люков ахтерпика. Вторая проблема, которой я боюсь больше, чем первой, — это недостаток моральных сил у экипажа, особенно у тех из них, кто вот уже несколько месяцев находится в сложном положении. У Боцмана, Валеры, Аркадия да и Ивана вот уже полгода за душой ни цента, и им, как и мне, невыносимо трудно даются стоянки в портах, которые должны приносить отдых, а приносят страдания, причем желание человека посмотреть новую страну зависит от количества денег и времени. Времени тоже нет, и не потому, что я гоню экспедицию вперед и не делаю остановок. Его просто уже хронически не хватает, мы не успеваем за летом, в котором должны смещаться вокруг света. В другое время года нам просто не пройти по маршруту экспедиции из-за ледовой обстановки. Поэтому приходится «гнать», с чем уже все смирились. Все, кроме Димы.
Другое дело — насколько это нужно каждому. Но об этом необходимо было думать раньше. Они выбрали экспедицию в меридиональном направлении и теперь понимают, что если кто и виноват в их мучениях, то в первую очередь они сами. В таких же условиях нахожусь и я, но мне должно быть легче, так как это моя кругосветка, я ее сам придумал. Но, слава Богу, у всех здравый смысл, и они могут в этом разобраться и не высказывать недовольства, и мужественно переносить лишения, и идти по маршруту, и делать яхтенную работу: паруса, ремонты, жизнь впроголодь, под постоянным давлением сомнительной перспективы, имя которой — «X». Но где-то в конце Атлантической гонки, когда мы спустились южнее и Антарктида, хоть еще в мыслях, как бы появилась на горизонте, я почувствовал, что ребята приняли вынужденность этой гонки и несколько успокоились.