Под парусом в Антарктиду
Шрифт:
Где-то в этих же местах почти 180 лет назад Фаддей Беллинсгаузен записал в своем дневнике: «Неведение о льдах, буря, море, изрытое глубокими ямами, величайшие поднимающиеся волны, густая мрачность и такой же снег, которые скрывали все от глаз наших, и в сие время наступила ночь, бояться было стыдно, а самый твердый человек внутренне повторял: «Боже, спаси!»
Кому как не экипажу «Урании-2» было знакомо это чувство страха, соединенное с усталостью и психическим истощением. В такие моменты, возможно, смерть была не самым страшным итогом. Продолжать терпеть и жить было труднее. О том, как трудно мужикам, я мог судить по тому, как нелегко приходилось мне самому. Люди давно замкнулись в себе и действуют уже больше по интуиции, которая ведет и подсказывает, как сберечь последние силы. Любое движение рассчитано только на обслуживание яхты, ее выживание в этих гигантских просторах. У Аркадия были самые ужасающие условия: на полу вода, одеяла мокрые, но он до сих пор не хотел переселяться поближе к корме и продолжал ценить свободу выше физических удобств. Валера ходил как тень и молчал целыми сутками. В кают-компании даже днем было сумрачно и неуютно, как в помещениях уже затонувшего корабля, и спускаться туда лишний раз не хотелось. Самым большим моим желанием было продержаться на широте 67–68 хотя бы еще полторы тысячи миль и при этом не свернуть на север. Первая
Циклоны шли один за другим с запада на восток, и на картах погоды, которые получал Иван, было видно, как в районе моря Беллинсгаузена они смещаются к югу. Дело в том, что в этот момент в юго-восточной части Тихого океана встал большой антициклон с эпицентром в районе острова Пасхи. Его южный край достиг пятидесятых широт и оттеснил проходящие циклоны к югу. Свирепые циклоны, стиснутые с двух сторон, рикошетом отскакивали от антициклона и даже наползали на материк Антарктиды. Для нас это означало лишь то, что мы вместо желанной южной, стали попадать в северную их часть, при этом получая встречный ветер. Ухудшение ситуации произошло во вторую неделю нашего плавания вдоль Антарктиды, когда мы прошли 88-й градус западной долготы. Ветер, до сих пор в основном полных курсов, все чаще и настойчивее стал поддувать от юго-запада-запада. Обилие отличной погоды вдоль всей западной части Южной Америки автоматически означало для нас ветер в лоб, и с этим, похоже, ничего нельзя было поделать. Пытаемся идти под углом к волне, и яхту постоянно окатывает сверху. Из задраенных люков течет вода в кают-компанию, температура внутри около пяти градусов. Сырой холод стал нашим попутчиком в плавании вдоль Антарктиды.
Когда приходил ветер с запада, мы закрепляли руль и тихим ходом шли на юг, в сторону Антарктиды. Это давало нам возможность набрать высоту и заниматься ремонтными и хозяйственными делами. За день мы ремонтировали грот, откачали трюма, перевязали бочки на трансваере, заменили потертые шкоты, долили масла в гидравлику. Народ разработался и повеселел, что позволяло принять некоторое количество спиртного. Этим день и закончился. Но, надо заметить, исчез былой азарт и потускнел сам процесс выпивки. Мы выжаты и опустошены. Даже (в это невозможно поверить) водка отвергается. Теперь мы знаем, что и для нее нужна энергия, хорошая стимуляция и поддержка.
Весь следующий день мы шли на юг, 3-узловым ходом, дошивали грот и топили баню. К вечеру ветер пошел к югу и мы моментально поставили грот, причем завели все рифления, заменили стакселя и пошли на запад. Ветра хватало для полного бейдевинда, яхта хорошо шла в метровой волне, стрелка компаса подпирала заветную цифру 270, слова легко слетали с губ. К вечеру ветер докрутил до галфвинда, и этот факт, в совокупности с протопленной баней, звучал в душе почти мажорным аккордом, который и летел к горизонту. Баню принимали уже в темноте. Это было больше согревание, чем баня, но, тем не менее, закончилась она традиционно — окатыванием себя из ведра забортной водой, последующим согреванием и окончательным мытьем уже пресной водой. Лампочка еле пробивала пелену пара, голый народ хихикал и временами громко орал. Мы совершенно забыли, где находимся, во всяком случае, обстоятельство полной изоляции от всего мира отошло в сторонку. После бани я приготовился стоять на руле всю нашу вахту, пока Сашка мылся. Но он вышел и со словами «надо беречь друг друга» сменил меня. Праздник вскоре пошел на убыль: за ночь ветер вернулся к западу и заставил Диму с Артуром вместо запада идти на юг. Похоже, что в промежутках между циклонами здесь всегда дует с запада-юго-запада. В десятый раз с Иваном выжимаем информацию с погодных факсов, в надежде отыскать хоть слабое обещание любого другого, но не западного ветра. Но циклоны идут строго по одному и тому же коридору, их нижние, попутные нам вихри метут снег над материком и прибрежными льдами. «Урания-2» — не воздушный шар и попасть туда не может. До 130-го меридиана, от которого лучше всего можно было бы повернуть на Новую Зеландию, осталось около тысячи миль. Сделать это раньше — значит принять все встречные шторма и удлинить себе путь вдвое. Даже Аркадию, стороннику тропических вариантов, понятно, что нам нужно как можно дольше идти вплотную к Антарктиде, а потом уж рубануть поперек «неистовых и ревущих» и вывалиться к Новой Зеландии с юга. Так и двигаемся вдоль Южного Полярного Круга, как бы держась за эту невидимую нить, постоянно пересекая его в ту или другую сторону.
Чтобы хоть как-то изменить ситуацию, запускаем двигатель и идем на волну. На средних оборотах выходит около трех узлов, это очень мало с учетом того, сколько мы теряем диз-топлива. Но, тем не менее, мы проверяем эту идею и расходуем всю солярку из расходного бака. Во второй половине дня при попытке завести двигатель задымил стартер — старое больное место. С этого момента пошла сплошная «чернота», она уже неудержимо валилась без задержки, как падает в море отколовшийся от ледника кусок льда, превращаясь в айсберг. Стартер сняли, просмотрели. Подгорела катушка, но сам стартер пока еще живой. 1 марта штиль, первый штиль у берегов Антарктиды. «Уранию-2» валяет зыбь с борта на борт. Волна пологая и гладкая, без ветровых зазубрин. Завели двигатель, шли почти целый день на запад. А вечером был праздничный обед в честь дня рождения моей жены Людочки и отца Димы. Дима долго колдовал у плиты и сделал очень приличный омлет из яичного порошка. Мы произнесли фундаментальные
Очень часто шли в тумане. Видимость ограничивалась милей, иногда метров двести, остальное было за занавесом. Все наши страны и острова, и 130-й меридиан, после которого мы должны были повернуть направо, — все это было где-то впереди и лежало за туманом. Мы не включали ходовые огни, знали, что здесь никого нет. А если этот пустынный район и проскакивал какой-либо корабль, идя из антарктической станции домой на север, то вероятность встречи с ним была равна нулю. Мы шли вторую неделю в пустынном океане, и все равно почти каждую ночь я продолжал выпрашивать у кого-то стоянку на ночь. Мне снилось, что яхту таскает течениями между островами и мелями и я жду удара в темноте… Ночные кошмары живут в ночных снах, а днем — никаких островов и мелей, глубины вполне приличные — пять тысяч метров, в общем-то все спокойно. Стакселя зацепились за встречный ветер и гребут, стараются, грот тоже прижал как бы уши, впрягся. Долбим по четыре узла, это хорошая скорость. Но в целом, за редким исключением, дует с запада и юго-запада. Я десятки раз перемеряю оставшееся расстояние. Я ничего не могу делать, кроме этого. Мир состоит из трех параметров: расстояние, скорость, усталость. При одинаковой возможности идти на север или юг всегда выбираем южное направление. Утром очередной натиск: Валера опять заводит разговор о том, чтобы идти на север. Аркадий подхватывает, настойчиво предлагает подняться на север и после этого идти по цепочке тропических островов на запад, к Новой Зеландии. Это крюк в шесть тысяч миль, уводящий «Уранию-2» от маршрута. Я не могу этого принять по принципиальным соображениям и говорю минут десять без перерыва, в полной тишине. Пар изо рта. Народ полунапряжен, значит, основные разговоры еще впереди. А пока топим сливочное масло, подаренное украинцами, Иван ремонтирует выхлоп дизель-генератора. По-прежнему идем на юг, юго-запад. Окна рубки забиты снегом, и, чтобы видеть стакселя и грот, я протираю запотевание ладонью изнутри, и в белой мути проступают паруса, напряженные от работы.
5 марта. Сегодня пошли третьи сутки, как мы заперты западным ветром. Ветер и волна слишком сильны, чтобы их «проткнуть» на моторе. Иван, Валера, Аркадий чуть ли не требуют смены курса на север. Как назло, появилось много айсбергов, теперь они охраняют «Уранию-2» со всех сторон. Это плохой психологический фактор. До 130-го меридиана осталось всего-то 600 миль, но как их пройти? Мы фактически стоим на одном месте, циклоны посылают нам только встречные ветры. Когда же в наши паруса дунет хоть что-то, кроме западника?!
Я держал вариант ухода на север с пересечением Южного Океана как крайний. Когда нам станет вообще невмоготу, мы им воспользуемся. Мы всегда можем рвануть наверх и вскоре получить глоток теплого, прогретого солнцем воздуха. Конечно, перед этим нужно будет прорваться через 800-мильную полосу западных штормов. Но не в этом состояла проблема. Повернув сейчас на север, мы сходили с дистанции и получали какой угодно статус, но не меридиональной кругосветки. Это было главным. Второстепенных, но достаточно серьезных причин было несколько: например, отсутствие карт на тот, забитый островами район, удлинение маршрута, что выбило бы нас из времен года, что означало бы удлинение кругосветки на целый год с вытекающими из этого последствиями.
Конечно, соблазнительно было распрощаться с Антарктидой, с этим неотступным холодом, и рвануть на север, где с каждым градусом будет теплее и солнечнее. Но эти мысли не занимали меня даже в последние дни путешествия.
7 марта в 5 часов утра, когда забрезжил рассвет и стало видно цепочку айсбергов, протянувшихся вдоль левого борта, и более-менее спокойное море, Иван Иванович, пробуя завести двигатель, «налетел» на заклиненный редуктор. Двигатель не проворачивался, хотя стартер включался. Вывод был безжалостным: что-то поломалось внутри редуктора — подшипники, шестерни, вал. Без берега отремонтировать редуктор невозможно. Все. Приехали. На ДРС 67 градусов южной широты 107 градусов западной долготы, мы в середине моря Амундсена. Я вспомнил, как три года назад, стоя в Питере, мы меняли электрокатушки редуктора, для этого потребовалось вытащить его наверх из машинного отделения. Но здесь, на волне, эта 300-килограмовая железяка обязательно начнет летать по яхте. Тут же мне вспомнилось упрямство «Урании-2», когда мы уходили с «Фарадея» и она дважды села на мель. Она, конечно, все знала тогда, не хотела идти сюда и сопротивлялась. Но полно сокрушаться. Для этого есть всего несколько минут, а потом пошло дело. Иван, Валера и Боцман, пока мы по очереди рулим, за сутки снимают редуктор с креплений, отвинчивают крышку и смотрят внутрь. Иван зачерпывает горсть черных от масла металлических обломков подшипников и шестерен. Все это происходит в гробовой тишине, без каких-либо комментариев. Это приговор. Экспедиции и всем нам, склонившимся над железкой в начале зимы, в середине моря Амундсена, в трехстах милях от Антарктиды. Итак, единственной движущей силой остались паруса. От Антарктического полуострова мы прошли на запад около полутора тысяч миль, где уперлись, как в стену, в западные ветра. За последние шесть дней мы практически не продвинулись в сторону Новой Зеландии и продолжаем топтаться на месте. Все больше и больше подсыпает снегу, мы забрались слишком далеко на юг, и я боюсь, что в любой день в этот район придет зима. Ждать попутных ветров уже опасно — море как вымерло, ушли птицы и звери, освободив место зиме. Отсюда до Мар-дель-Плата по прямой около двух с половиной тысяч миль. Примерно столько же и до Новой Зеландии, только в другую сторону. Можно было подняться на север, что предлагал Аркадий с Валерой, а потом идти на запад на Новую Зеландию, но этот вариант, не принимаемый до сих пор, стал вовсе невозможным после того, как мы лишились моторного хода. Был еще один вариант, который собрал наибольшее число поклонников, это, оставаясь в Тихом Океане, подняться на север вдоль западного побережья Южной Америки и где-то там, возможно, в Вальпараисо, отремонтироваться, а дальше идти куда угодно: хоть на запад, хоть на север, либо через год опять в Антарктиду. Но этот вариант не был подкреплен нашими возможностями: мы не имели чилийских виз, карт на этот район, денег на ремонт, времени на перерождение экспедиции — четверо из семерых намеревались вернуться в Россию из первого же порта. В Мар-дель-Плате же стояли российские суда, с их помощью мы могли решить наши технические и продовольственные проблемы.
8 марта я решаю возвращаться в Мар-дель-Плата. Опять через пролив Дрейка и мыс Горн. 9 марта в ветреное, хмурое утро в достигнутых координатах 108 градусов 30 минут западной долготы и 66 градусов 44 минуты южной широты мы с Сашкой подняли стаксель и бизань и повели «Уранию-2» на выход из Антарктической западни. Перед нами лежал путь на северо-восток из середины моря Амундсена до пролива Дрейка, длиной полторы тысячи миль. Нам предстояло первый тысячемильный кусок пройти среди айсбергов без двигателя, на уставших, потрепанных парусах, и уже после этого еще полторы тысячи без льдов, до первой цивилизации, где сделав глоток ремонта, начать путь к дому длиной в 11 тысяч миль.